Читаем Лучший друг полностью

«Вот же тварь маленькая», — повторяла она оскорбления, но уже без злобы, а, скорее, от усталости. Истерика прошла. Она снова взяла тетрадь Андрея, мелькнула мысль исправить тройку на четвёрку, но, поняв, что это будет странно выглядеть, решила не рисковать репутацией учителя. Она добавила к тройке плюс, и это примирило её с совестью и с маленьким больным братиком, чей тоненький слабый голос звучал из глубины памяти:

— Надя, поиграй со мной, а, Надь, поиграй со мной, пожалуйста…

Андрей был рад и тройке с плюсом.

* * *

В электричке, ползущей от полустанка до полустанка через вечерние мокрые сумерки пригорода, было мало народу. Несмотря на это, Андрей всегда садился рядом с кем-то, в отличие от большинства пассажиров, соблюдающих «этику пространства», когда нельзя садиться в вагоне или салоне автобуса на одно сидение с кем-то, если есть свободные сидения. Люди сначала напрягались, но, когда видели рядом с собой милого добродушного парня, считали, что он не представляет опасности: пенсионеры отворачивались к окну — вспоминать молодость, а те, кто помоложе, утыкались в телефоны.

Он любил подслушивать разговоры людей. Причём, любые разговоры: болтовню ПТУшников, живущих в маленьких соседних городках, обсуждающих «тёлок» в группе или общаге и показывающих друг другу их фотки со вписок, беседу сына с матерью, рассказывающего о том, кто лучше всех играет на кларнете в музыкальной школе, и даже просто сплетни двух женщин, обсуждающих подруг с работы.

Любил он эти разговоры именно в электричках. В маршрутках или трамваях люди обычно не говорят громко, опасаясь того, что их услышат соседи или коллеги, ездящие этим же маршрутом. Электричка — это место где люди более открыты.

— Сейчас народ такой, знаете, пошёл… Мерзость одна. К кому ни зайдёшь в одноклассниках — то пьяные, то голые… что ж это? — пробурчал какой-то мужичок околопенсионного возраста в дачной одежде.

— Да, раньше люди стыдились. Это важно — иметь стыд. А сейчас всем плевать. Я не то чтобы против, просто совсем ведь без стыда нельзя, — ответил точно такой же персонаж электрички.

И их разговор потёк далее в предсказуемом русле. Андрею вообще был неважен смысл болтовни, ему просто нравилось слушать людей.

* * *

Электричка отъехала, и Андрей оказался в мокрой полутьме. Вверху ещё синело небо, но внизу, под ногами, было ничего не разглядеть.

От небольшого перрона шла узкая тропинка в сторону маленького посёлка, где жили сотрудники железной дороги и бывшие работники закрытого деревообрабатывающего завода, которые получили здесь квартиры. В посёлке поблёскивали фонари, и откуда-то доносился запах дыма.

Но Андрей пошёл в другую сторону — к заброшенному заводу. Здесь редко ходили люди, поэтому дорожка практически заросла травой. Кое-где она выныривала из-под грязного кустарника на пустыре, но потом сразу пряталась обратно.

Примерно километр он шёл до соснового леса. Уже почти стемнело, но он точно знал, куда идти. Он видел след и чувствовал направление. Как будто шёл к самому близкому и дорогому человеку, на котором свет клином сошёлся.

Остановившись он осмотрелся, насколько это было возможно. Прислушался. Тишина… Только редкие капли скудного дождя застучали о козырёк кепки. Он обернулся и напряжённо вгляделся: на пустыре и едва различимом перроне не было ни души. Пошёл дальше.

«Видимо, недавно тут кто-то был… — подумал Андрей, объясняя свою насторожённость. Просто так я не стал бы беспокоиться».

Чутьё его не подводило. Обычно он чувствовал, что рядом никого нет и можно идти спокойно, не оглядываясь. Может быть, где-то неподалёку устраивали днём пикник, иначе он бы не улавливал эти сигналы опасности…

«Надо быть острожным, но не перебарщивать, иначе можно превратиться в параноика… Просто иду дальше, а если что — всегда можно развернуться и пойти обратно…» — так он себя успокаивал, но, тем не менее, принял решение не идти туда сразу, а походить вокруг, будто просто выгулять собаку пришёл…

«Собаку ищу. Гулял здесь с собакой, а она убежала в ту сторону», — прорепетировал он на всякий случай фразу. В кармане лежал скрученный поводок с ошейником, на котором была металлическая табличка с именем «Перлз».

Остановился, глубоко вдохнул, выдохнул, ещё раз прислушался. Вроде все было в порядке. Андрей успокоился, развернулся и пошёл дальше.

Все эти предосторожности были излишними, где-то в глубине души он это знал. Но это была обязательная прелюдия, что-то вроде ритуала. Попытка растянуть во времени предвкушение встречи.

Через пару километров за лесной грядой показался заброшенный завод, он лежал в огромном овраге, напоминающем оставленную метеоритом большую воронку.

Сам завод его не интересовал. Ему нужно было попасть в подстанцию, которая, видимо, по причинам пожарной безопасности была построена в полукилометре от самого завода. Нашёл он её случайно, когда бродил здесь. Тогда он ещё не понимал, зачем здесь гуляет и что именно высматривает.

Верхняя часть подстанции была снесена, а само место завалено деревьями. Заметил он её совершенно случайно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Мифогенная любовь каст
Мифогенная любовь каст

Владимир Петрович Дунаев, парторг оборонного завода, во время эвакуации предприятия в глубокий тыл и в результате трагического стечения обстоятельств отстает от своих и оказывается под обстрелом немецких танков. Пережив сильнейшее нервное потрясение и получив тяжелую контузию, Дунаев глубокой ночью приходит в сознание посреди поля боя и принимает себя за умершего. Укрывшись в лесу, он встречает там Лисоньку, Пенька, Мишутку, Волчка и других новых, сказочных друзей, которые помогают ему продолжать, несмотря ни на что, бороться с фашизмом… В конце первого тома парторг Дунаев превращается в гигантского Колобка и освобождает Москву. Во втором томе дедушка Дунаев оказывается в Белом доме, в этом же городе, но уже в 93-м году.Новое издание культового романа 90-х, который художник и литератор, мастер и изобретатель психоделического реализма Павел Пепперштейн в соавторстве с коллегой по арт-группе «Инспекция «Медицинская герменевтика» Сергеем Ануфриевым писали более десяти лет.

Павел Викторович Пепперштейн , Сергей Александрович Ануфриев

Проза / Контркультура / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза