— Просто он мне так нравится!! Я так бы хотел, чтобы он был моим другом. Он бы и тебе понравился. Мы бы втроём могли бы играть во что-то… здесь или когда ты выздоровеешь.
Мальчик покосился на него и снова лениво отвёл взгляд к стене…
Иногда Андрей навещал, то, что осталось от Белки. Непонятно почему, но там, на том самом месте ему становилось хорошо и спокойно. Всё в голове как будто уравновешивалось. В груди появлялось какое-то тепло.
Он подолгу смотрел на останки бедной собаки, опираясь спиной о дерево, и в эти минуты как будто переставал быть человеком и становился частью этой полянки со свисающей с дерева в траву почерневшей верёвкой…
С Колей они «общались» довольно долго, пока он однажды не умер. Нет, Андрей был здесь не при чем — мальчик задохнулся во сне.
После знакомства Андрей ходил к своему другу почти каждый день. Мама мальчика кормила его, а он часами рассказывал Коле о своей жизни, мыслях, даже о самых странных, из-за которых все остальные обычно на него злились.
Колиным родителям это было очень удобно: его нельзя было оставлять одного, поэтому они пользовались Андреем как сиделкой по вечерам, чтобы сходить в гости или прогуляться. Ему ничего особо не надо было делать, только быть рядом с Колей и есть дешёвое печенье, прилипавшее к небу и зубам, которое оставляла им Колина мама.
Иногда он читал ему книги. Андрей хорошо читал, но сам для себя — никогда, сюжеты казались ему слишком неправдоподобными, герои скучными и глупыми как в дурацких мультиках, играющие в какую-то странную игру под названием «догадайся, почему я веду себя именно так».
Мама узнала о Колиной трагедии по телефону:
— Андрей подойди, — странным голосом сказала она.
Он был немного удивлён её тоном, он редко бывал таким «настоящим».
— Твой друг Коля умер.
— Ясно, а можно мне его увидеть мёртвым.
Мама изменилась в лице, и он сразу же осёкся. Он вспомнил, что с другими людьми о смерти ему говорить нельзя. Эта тема табуирована. Можно спрашивать про самолёты или страны, про работу или фильмы — обо всём, что угодно, но, когда начинаешь говорить про смерть, взрослые меняются в голосе и поведении, становятся скупыми на слова, напряжёнными, и их очень легко разозлить.
Однажды, когда в соседнем подъезде отпевали какого-то маленького мальчика, Андрей пробрался через толпу взрослых, заполнивших всю лестничную клетку, пока бородатый священник что-то бубнил в бороду. Протиснулся к самому гробику, в котором лежал маленький белый трупик с сине-белым личиком и головкой, повязанной косынкой. Он показался ему таким завораживающе притягательным, таким волшебным.
Рядом под размеренный басистый голос священника рыдала, опершись на стойку для гроба, заплаканная растрёпанная мать с посеревшим, опухшим лицом, а люди стояли и смотрели вокруг, словно ждали какой-то развязки.
Андрей подошёл к гробику вплотную и захотел взять мальчика на руки, но не успел, под истеричный крик матери и поднявшийся шум у него вырвали это лёгкое тельце, грубо схватили за руку и протащили через всю толпу, прямо из центра комнаты до выхода из подъезда. Вся толпа шипела. Какой-то мужик сбросил его с крыльца так резко, что Андрей чуть не приземлился лицом на обледенелый асфальт…
— Нет, Андрюша, его уже похоронили сегодня утром, — сказала мама, все ещё держа в руках телефонную трубку.
— А, ну тогда ладно.
Он спокойно повернулся и пошёл к себе в комнату. Друга у него больше не было.
Как-то раз в школе задали сочинение на тему «Мой лучший друг». Каждый должен был написать, кто и почему его лучший друг, а затем на классном часе Надежда Геннадьевна просила авторов лучших сочинений прочитать их вслух перед всем классом.
Андрей запомнил только одно сочинение, Ани Фёдоровой. Она писала, что её лучший друг — папа, и что именно с ним она больше всего любит проводить время, играть рядом с гаражами, пока он копается в своей «шестёрке», ходить в лес или смотреть вместе кино. Все остальные сочинения в его памяти слились в один большой ком непонятного детского лицемерия и клише, где «лучший друг» всегда готов помочь и поддержать.
Ближе к концу урока, в тот самый момент, когда Андрей размышлял о том, что вряд ли его отец мог быть ему другом, учительница неожиданно произнесла его имя. Он даже не сразу понял, чего она от него хочет.
— Андрей, — с наигранным равнодушием произнесла она.
— Что?
— Выходи, читай своё сочинение.
— А, хорошо, — сказал он, всё ещё не до конца понимая, что происходит, но повиновался.
Он давно привык так себя вести со взрослыми. Просто делать, что говорят, и не пытаться понять, что им нужно, а особенно — не задавать странных вопросов, от которых взрослые только злятся и кричат.
В классе повисла пауза. Учителя давно заметили, что, когда они вызывали Андрея к доске, весь класс как будто напрягался, боясь того, что он сейчас скажет. Никогда ничего необычного он не говорил, это было простое изложение материала, зато интонация неприятно напрягала всех вокруг.