Читаем Лучший друг полностью

— Просто он мне так нравится!! Я так бы хотел, чтобы он был моим другом. Он бы и тебе понравился. Мы бы втроём могли бы играть во что-то… здесь или когда ты выздоровеешь.

Мальчик покосился на него и снова лениво отвёл взгляд к стене…

* * *

Иногда Андрей навещал, то, что осталось от Белки. Непонятно почему, но там, на том самом месте ему становилось хорошо и спокойно. Всё в голове как будто уравновешивалось. В груди появлялось какое-то тепло.

Он подолгу смотрел на останки бедной собаки, опираясь спиной о дерево, и в эти минуты как будто переставал быть человеком и становился частью этой полянки со свисающей с дерева в траву почерневшей верёвкой…

* * *

С Колей они «общались» довольно долго, пока он однажды не умер. Нет, Андрей был здесь не при чем — мальчик задохнулся во сне.

После знакомства Андрей ходил к своему другу почти каждый день. Мама мальчика кормила его, а он часами рассказывал Коле о своей жизни, мыслях, даже о самых странных, из-за которых все остальные обычно на него злились.

Колиным родителям это было очень удобно: его нельзя было оставлять одного, поэтому они пользовались Андреем как сиделкой по вечерам, чтобы сходить в гости или прогуляться. Ему ничего особо не надо было делать, только быть рядом с Колей и есть дешёвое печенье, прилипавшее к небу и зубам, которое оставляла им Колина мама.

Иногда он читал ему книги. Андрей хорошо читал, но сам для себя — никогда, сюжеты казались ему слишком неправдоподобными, герои скучными и глупыми как в дурацких мультиках, играющие в какую-то странную игру под названием «догадайся, почему я веду себя именно так».

Мама узнала о Колиной трагедии по телефону:

— Андрей подойди, — странным голосом сказала она.

Он был немного удивлён её тоном, он редко бывал таким «настоящим».

— Твой друг Коля умер.

— Ясно, а можно мне его увидеть мёртвым.

Мама изменилась в лице, и он сразу же осёкся. Он вспомнил, что с другими людьми о смерти ему говорить нельзя. Эта тема табуирована. Можно спрашивать про самолёты или страны, про работу или фильмы — обо всём, что угодно, но, когда начинаешь говорить про смерть, взрослые меняются в голосе и поведении, становятся скупыми на слова, напряжёнными, и их очень легко разозлить.

Однажды, когда в соседнем подъезде отпевали какого-то маленького мальчика, Андрей пробрался через толпу взрослых, заполнивших всю лестничную клетку, пока бородатый священник что-то бубнил в бороду. Протиснулся к самому гробику, в котором лежал маленький белый трупик с сине-белым личиком и головкой, повязанной косынкой. Он показался ему таким завораживающе притягательным, таким волшебным.

Рядом под размеренный басистый голос священника рыдала, опершись на стойку для гроба, заплаканная растрёпанная мать с посеревшим, опухшим лицом, а люди стояли и смотрели вокруг, словно ждали какой-то развязки.

Андрей подошёл к гробику вплотную и захотел взять мальчика на руки, но не успел, под истеричный крик матери и поднявшийся шум у него вырвали это лёгкое тельце, грубо схватили за руку и протащили через всю толпу, прямо из центра комнаты до выхода из подъезда. Вся толпа шипела. Какой-то мужик сбросил его с крыльца так резко, что Андрей чуть не приземлился лицом на обледенелый асфальт…

— Нет, Андрюша, его уже похоронили сегодня утром, — сказала мама, все ещё держа в руках телефонную трубку.

— А, ну тогда ладно.

Он спокойно повернулся и пошёл к себе в комнату. Друга у него больше не было.

* * *

Как-то раз в школе задали сочинение на тему «Мой лучший друг». Каждый должен был написать, кто и почему его лучший друг, а затем на классном часе Надежда Геннадьевна просила авторов лучших сочинений прочитать их вслух перед всем классом.

Андрей запомнил только одно сочинение, Ани Фёдоровой. Она писала, что её лучший друг — папа, и что именно с ним она больше всего любит проводить время, играть рядом с гаражами, пока он копается в своей «шестёрке», ходить в лес или смотреть вместе кино. Все остальные сочинения в его памяти слились в один большой ком непонятного детского лицемерия и клише, где «лучший друг» всегда готов помочь и поддержать.

Ближе к концу урока, в тот самый момент, когда Андрей размышлял о том, что вряд ли его отец мог быть ему другом, учительница неожиданно произнесла его имя. Он даже не сразу понял, чего она от него хочет.

— Андрей, — с наигранным равнодушием произнесла она.

— Что?

— Выходи, читай своё сочинение.

— А, хорошо, — сказал он, всё ещё не до конца понимая, что происходит, но повиновался.

Он давно привык так себя вести со взрослыми. Просто делать, что говорят, и не пытаться понять, что им нужно, а особенно — не задавать странных вопросов, от которых взрослые только злятся и кричат.

В классе повисла пауза. Учителя давно заметили, что, когда они вызывали Андрея к доске, весь класс как будто напрягался, боясь того, что он сейчас скажет. Никогда ничего необычного он не говорил, это было простое изложение материала, зато интонация неприятно напрягала всех вокруг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Мифогенная любовь каст
Мифогенная любовь каст

Владимир Петрович Дунаев, парторг оборонного завода, во время эвакуации предприятия в глубокий тыл и в результате трагического стечения обстоятельств отстает от своих и оказывается под обстрелом немецких танков. Пережив сильнейшее нервное потрясение и получив тяжелую контузию, Дунаев глубокой ночью приходит в сознание посреди поля боя и принимает себя за умершего. Укрывшись в лесу, он встречает там Лисоньку, Пенька, Мишутку, Волчка и других новых, сказочных друзей, которые помогают ему продолжать, несмотря ни на что, бороться с фашизмом… В конце первого тома парторг Дунаев превращается в гигантского Колобка и освобождает Москву. Во втором томе дедушка Дунаев оказывается в Белом доме, в этом же городе, но уже в 93-м году.Новое издание культового романа 90-х, который художник и литератор, мастер и изобретатель психоделического реализма Павел Пепперштейн в соавторстве с коллегой по арт-группе «Инспекция «Медицинская герменевтика» Сергеем Ануфриевым писали более десяти лет.

Павел Викторович Пепперштейн , Сергей Александрович Ануфриев

Проза / Контркультура / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза