Читаем Лучший друг полностью

— Думала, что смогу это пережить. Ну, или просто смогу жить, но каждый раз, когда звонит телефон или кто-то стучится в дверь, вижу новое сообщение или письмо, то у меня начинают трястись руки и переворачивается всё внутри от ощущения, что вот-вот мне скажут, что он жив… И всё вернётся на свои места, и мы просто будем жить дальше. А остальное окажется мерзким кошмаром… Что, если… Хотя я знаю, что это бред. — она неожиданно завыла, уткнувшись в ладони.

— Бывают у Вас моменты, когда эта боль отступает? — спокойно спросил психотерапевт, прервав громкий плач девушки.

Она сразу же стихла, а потом и вовсе успокоилась.

— Легче? — переспросила она, не понимая вопроса.

— Я знаю, что Вам тяжело. Представить, насколько тяжело, я смогу только тогда, когда, упаси боже, переживу что-то подобное. И я не знаю, выдержу ли такое испытание, — искренне признался он, откинув руку в жесте, показывающем что он «открыт». — Но Вы держитесь. И Максим бы хотел, чтобы Вы держались, а потом жили дальше. Так? — спросил он.

— Да. Да, наверное, — растерянно ответила она.

— Вам больно, но бывают ли моменты, когда чуть-чуть становится легче? — осторожно спросил он.

— Я… это… — не смогла договорить она.

— Да, это цинично звучит, очень цинично. Я знаю, — он сделал паузу, — но я повторю свой вопрос: бывают ли моменты, когда вам хотя бы чуть-чуть легче, чем обычно?

Она скользнула взглядом по ковру, как будто искала в его тёмных узорах ответ, которого у неё не было.

— Я иногда засыпаю, когда плачу. Отключаюсь, просматривая какие-нибудь комедийные сериалы, потому что, если сидеть в тишине, то жутко и страшно становится и хочется кричать… — еле заметно замотала она головой, словно показывая, как именно ей хочется кричать, — вещи странными становятся…

— Понимаю. И что происходит, когда вы засыпаете? — подтолкнул он её к ответу, не давая уйти в воспоминания.

— Я просыпаюсь… — девушка как загипнотизированная сосредоточенно смотрела в одну точку, — и вроде… мне как-то легче. Даже нет, не легче, а легко, — она заметно оживилась, — да, мне какое-то время как будто легко. Я всё помню, помню, что человек, которого я люблю больше жизни, пропал несколько месяцев назад, помню, что я медленно умираю, всё это помню…

— Но? — вставил он.

— Но… Всё это как будто не мучает меня.

— Как долго? — спросил психотерапевт, кивая головой.

— Что? — она будто очнулась.

— Как долго длится это ощущение лёгкости? — сосредоточенно уточнил он.

— Ну… может, минуту, пару минут… — ответила она.

— А потом?

— А потом снова как будто начинает наваливаться тяжесть эта. И опять все плохо. И время как будто снова останавливается. Как будто обезболивающее перестаёт действовать. Я обычно встаю и принимаю душ, пока не станет невыносимо жарко. Потом сушу волосы. Потом снова ложусь, включаю какой-нибудь ситком… и до отупения смотрю. — Её опухшие глаза опять опустились куда-то вниз. — Обычно не слежу за сюжетом, просто пялюсь на экран и всё, а иногда мне кажется, что картинки на экране вообще не совпадают со звуком, и что это текст из совершенно другого видео…

— Ясно. Как часто за ночь бывают эти … «облегчения»? — снова вернул её психотерапевт к тому месту, которое интересовало его больше всего.

— Ну… один раз, — она посмотрела на психотерапевта, — может два, не больше.

— Ясно. В этом направлении мы и будем двигаться, — подытожил он, записав что-то себе в блокнот.

* * *

Когда Коля был ещё жив, его родители часто ругались. Разругавшись, отец уходил из дома, мать тоже хотела бы уйти, но не могла оставить ребёнка-инвалида одного, поэтому звонила Андрею и, едва сдерживая рыдания, просила его срочно прийти и посидеть с другом.

— Они думают, что Коля умрёт, и специально ругаются, чтобы он не думал, что его смерть станет облегчением для них, — подметая пол в коридоре, прокомментировал Андрей разговор своих родителей на эту тему.

— Да что ты такое опять говоришь, а? Подметай, давай, — брезгливо огрызнулся отец.

— Ладно, — ответил Андрей, продолжая сметать старым веником прилипшие к замызганному ковролину нитки.

— Никогда не лезь в разговоры взрослых, сколько раз тебе говорили! — вставила своё слово мать.

Андрей промолчал.


— У нас в школе устроили «любовь с первого взгляда», — начал Андрей диалог ни с того ни с сего, как и было принято у них с Колей, — это как бы чаепитие вечером, после уроков, но там все садятся друг против друга и выбирают, а те, у кого сложится пара, переходят в следующий тур. И потом выбирают главную пару, и им достаётся подарок.

Коля лежал неподвижно, глядя перед собой. Посторонний человек не понял бы, слушает он или нет, но Андрей отлично знал, или, скорее, чувствовал, что Коля его слушает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Мифогенная любовь каст
Мифогенная любовь каст

Владимир Петрович Дунаев, парторг оборонного завода, во время эвакуации предприятия в глубокий тыл и в результате трагического стечения обстоятельств отстает от своих и оказывается под обстрелом немецких танков. Пережив сильнейшее нервное потрясение и получив тяжелую контузию, Дунаев глубокой ночью приходит в сознание посреди поля боя и принимает себя за умершего. Укрывшись в лесу, он встречает там Лисоньку, Пенька, Мишутку, Волчка и других новых, сказочных друзей, которые помогают ему продолжать, несмотря ни на что, бороться с фашизмом… В конце первого тома парторг Дунаев превращается в гигантского Колобка и освобождает Москву. Во втором томе дедушка Дунаев оказывается в Белом доме, в этом же городе, но уже в 93-м году.Новое издание культового романа 90-х, который художник и литератор, мастер и изобретатель психоделического реализма Павел Пепперштейн в соавторстве с коллегой по арт-группе «Инспекция «Медицинская герменевтика» Сергеем Ануфриевым писали более десяти лет.

Павел Викторович Пепперштейн , Сергей Александрович Ануфриев

Проза / Контркультура / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза