Читаем Лучший друг полностью

Иногда он засыпал с открытыми глазами, наверное, из-за мощных лекарств. К сожалению, в последнее время такое происходило всё чаще. Мальчик слабел день ото дня. Иногда Андрей, подождав немного, не проснётся ли его друг, облокачивался локтями на подоконник и пялился в окно на прохожих, шедших мимо и несущих с собой целый мир со своими событиями, трагедиями и поворотами. Эта мысль не давала покоя Андрею. В каждом прохожем он видел начало его истории, словно листал первые страницы толстенного романа об этом человеке. Дальше первых страниц особо не «читалось», но и этого хватало, чтобы набраться впечатлений.

Минут через двадцать или тридцать Коля приходил в себя. Андрей буквально кожей чувствовал момент его пробуждения, когда он ещё даже не шевелился.

Андрей отошёл от окна и продолжил свой рассказ, сев перед другом:

— На бумажке надо было написать имя девочки, и если она тоже напишет твоё, то у вас сложится пара, я такое по телевизору видел. Мне очень нравилась Аня, и я написал её имя. Потом все бумажки сложили в корзинку и, пока Надежда Геннадьевна читала и складывала их, играла музыка, а мы пили чай. Потом начали объявлять пары — Юра с Катей, Серёжа с Верой, а потом называют меня и Аню. Я так удивился, честное слово! Представляешь, как я обрадовался!

Коля перевёл взгляд на него.

— И все тоже удивились, стали разглядывать её в упор, кто-то стал смеяться… А она вдруг заплакала, закричала, что она выбирала не меня, а Андрея Вдовиченко. Это другой Андрей, который тоже учится в моём классе. Потом она выскочила из класса, а её подружка пошла за ней, успокаивать… — с сочувствием произнёс он, переживая за расстроенную девочку.

Андрей немного помолчал, чувствуя жалость к бедной Ане. Ему нравилось, что она плакала из-за него, это казалось трогательным.

— После этого она сказала, чтобы я больше никогда не ходил за ней и её мамой. И теперь я жду, когда они отойдут подальше, и тогда только иду следом, мне все равно в ту сторону. Иногда мне кажется, что я различаю их следы на снегу… Большие — её мамы, которые поменьше — её. Я иду по ним. И представляю, что я сын её красивой мамы, Аня — моя сестра, и мы вместе дружно идём домой. Потом кушаем и вместе делаем уроки. Я помогаю Ане, а она — мне.

Андрей мечтательно посмотрел в окно, как будто где-то там, за окном в дупле промёрзшего ствола осины заперты все эти мечты.

— А потом приходит папа, мы радостно встречаем его и… обнимаем, спрашиваем, как прошёл день… помогаем ему раздеться, и вместе…

Андрей запнулся, ему явно не хватало знаний о счастливой семье, и он судорожно пытался комбинировать обрывки информации из разных источников: фильмов, личных наблюдений, того, что слышал за стенкой у соседей…

— Потом вместе ужинаем, папа рассказывает новости. Потом… ммм… не знаю.

Коля ждал продолжения, пока тот мечтательно глядел в окно.

— …Потом вместе смотрим фильм и идём спать. Мы с Аней — в свою комнату, а папа с мамой Верой — в другую. И мы слышим, как они там занимаются сексом. А мы с Аней лежим в комнате, не спим и смотрим друг на друга долго-долго, до самого утра.

Андрей замолчал в очередной раз, глядя на улицу, уже покрытую вечерними зимними сумерками.

Коля отвёл взгляд обратно к стене.

— Мы бы попросили Надежду Геннадьевну посадить нас вместе, раз мы брат и сестра. Наверное, она бы разрешила. И Аня не была бы против, она бы любила меня, ведь у нас одни мама с папой. Это было бы так классно! И она не говорила бы мне: «Отойди от меня», когда я подхожу к ней на перемене.

На лице у Андрея отразилось какое-то сомнение.

— Мне кажется, она не сама меня не любит, просто видит, что меня не любят все остальные, и делает так же. А на самом деле, она хорошая и добрая, я это знаю.

— Перед восьмым марта, — продолжал он, — я попросил учительницу, чтобы именно я дарил подарок Ане, и она разрешила. Я подарил ей книгу, о которой она однажды говорила с мамой. Она была дорогая, и я потратил на неё почти все скопленные деньги. И когда 8 марта я подарил ей эту книгу, она при всех выбросила её в мусорную корзину, стоявшую возле классной двери.

Он рассказывал это без тени смущения или обиды, как будто это было какое-то простое и будничное событие, как новая тема на уроке.

— Надежда Геннадьевна сказала ей, что так делать нехорошо, и чтобы она немедленно достала книгу из мусорки, а Аня ответила, что не будет этого делать и начала плакать. Тогда я сам встал и вытащил её. Теперь она у меня, и я представляю, что это Аня мне её подарила. Хотя она предназначена для девочек, и мне её читать неинтересно…

На его лице была смесь гордости и радости, как будто девочка, которая его презирает, и правда, сделала ему хороший подарок.

* * *

Нового соседа звали Олег.

Андрей разговорился с ним, когда тот курил в подъезде. В квартире была сломана форточка, а за окном было слишком холодно, чтобы открывать его. Он стряхивал пепел от сигареты в баночку из-под импортных сосисок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Мифогенная любовь каст
Мифогенная любовь каст

Владимир Петрович Дунаев, парторг оборонного завода, во время эвакуации предприятия в глубокий тыл и в результате трагического стечения обстоятельств отстает от своих и оказывается под обстрелом немецких танков. Пережив сильнейшее нервное потрясение и получив тяжелую контузию, Дунаев глубокой ночью приходит в сознание посреди поля боя и принимает себя за умершего. Укрывшись в лесу, он встречает там Лисоньку, Пенька, Мишутку, Волчка и других новых, сказочных друзей, которые помогают ему продолжать, несмотря ни на что, бороться с фашизмом… В конце первого тома парторг Дунаев превращается в гигантского Колобка и освобождает Москву. Во втором томе дедушка Дунаев оказывается в Белом доме, в этом же городе, но уже в 93-м году.Новое издание культового романа 90-х, который художник и литератор, мастер и изобретатель психоделического реализма Павел Пепперштейн в соавторстве с коллегой по арт-группе «Инспекция «Медицинская герменевтика» Сергеем Ануфриевым писали более десяти лет.

Павел Викторович Пепперштейн , Сергей Александрович Ануфриев

Проза / Контркультура / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза