Лучший друг

Волосы у него были уложены так же красиво, как когда Андрей его увидел первый раз, но теперь был сильный контраст этой элегантной причёски с модным белым спортивным костюмом и сланцами. Он был похож на артиста, который между выступлениями курит, отдыхая в гримёрке.

Зайдя в подъезд, Андрей замер на месте, настолько необычно было видеть такого человека на этой грязной промёрзшей лестничной клетке, где пахло пылью и грязным бетоном.

— Здорова, сосед, — прищурив глаза, поздоровался он.

— Здравствуйте, — ответил Андрей, рассматривая диковинного гостя сверху донизу.

— Ну что, как там на улице?

— Ну… нормально.

Андрей не понял, что именно имеет в виду этот человек, он не очень-то привык к светским разговорам. Голос у него был приятный — уверенный и бодрый, уходить не хотелось. Остаться бы и поболтать с ним, но он совершенно не знал о чем, поэтому несколько секунд просто стоял перед ним молча.

— Ты в Сегу играешь? — спросил мужчина и затянулся.

Андрей в первый раз услышал, чтобы взрослый человек так легко и правильно произнёс название видео-приставки. Да ещё к тому же так буднично. Как будто он сам был ребёнком и разговаривал с ним на равных. Не спрашивал об оценках или о том, кем он хочет стать, так, как большинство взрослых обычно демонстрируют свой фальшивый интерес к чужому ребёнку.

— Нет, — начал оправдываться Андрей, — у меня Денди… А Сегу, может быть, подарят когда-нибудь. Хотя вряд ли. Может, сам накоплю на неё денег…

— Ясно, у меня и Денди тоже есть. Обменяемся картриджами? — сказал он, туша бычок.

— Давайте, обрадовался Андрей. Сейчас! — сказал и, развернувшись, ринулся к своей двери.

В приставку он давно не играл. Ему особо не разрешали. Мама говорила, что кинескоп может сесть, но Андрей отчётливо понимал, что она просто не хотела, чтобы он получал удовольствие от жизни. Если все в семье мучаются и ненавидят свою жизнь, то и он, видимо, должен был соответствовать им.

Как только он чему-то начинал радоваться, будь то мультики или кино, кто-то из родителей обязательно срывался на нём. Он получал оскорбления или удары по голове.

В семье было заведено негласное правило: жизнь — это работа, тяжёлая, скучная, тоскливая работа, а Андрей, хоть и был довольно странным, но был ребёнком, и иногда забывал об этом.

Он вошёл в квартиру, сняв в коридоре только обувь, прошёл в комнату и, открыв тумбочку под телевизором, вытащил картонную коробку с игровой приставкой, обмотанной проводами. Отодвинул её в сторону и достал снизу стопку картриджей.

— Вот держите! — он протянул картриджи соседу.

Тот уже курил вторую сигарету.

— Ого! Все на все? Сейчас вынесу тебе свои.

— Ну… я. Я не играю почти. Мама не разрешает. Потому что я могу телевизор испортить, — рассудительно пояснил Андрей.

— Ясно, ну я тогда тебе все равно свои дам, я уже во всё переиграл, пусть у тебя будут, ага?

— Ладно, — ещё не поняв смысла этих слов, ответил Андрей.

Мужчина аккуратно затушил о внутреннюю стенку баночки окурок, поставил её к своей двери и зашёл в квартиру, оставив дверь открытой. Андрей заглянул. В квартире пахло новой бытовой техникой и ещё чем-то вкусным, какой-то выпечкой. В коридоре стояла большая коробка от японского телевизора с торчащими из неё пенопластовыми подкладками и пупырчатым полиэтиленом. На вешалке висел тот самый плащ, только уже чистый, и совершенно новый пуховик со складками от упаковки. На полу лежали стопки каких-то документов, журналов, несколько книг инженерной тематики. На тумбочке — связка запакованных шприцев, перетянутая резинкой. Рядом несколько красивых упаковок с надписями на немецком языке. Андрей сразу почувствовал еле уловимую примесь «медицинского» запаха, как на аптечном складе.

Через несколько минут сосед появился в дверях, неся коробку из-под обуви, на треть заполненную картриджами.

— Вот, держи, — протянул он её горделиво, словно ребёнок, гордо демонстрирующий свои игрушки.

Дома Андрей сел с коробкой в кресло и, держа её на коленях, начал внимательно разглядывать картриджи. Они необычно пахли. Одеколоном необычного соседа и ещё чем-то… чем-то другим… То ли запахом вкусной еды, то ли запахом дорогого шампуня… В квартире, где все пропиталось холодом, равнодушием и скукой, эти запахи были не к месту.

Чёрный плащ, Робокоп, Черепахи-нинзя, Марио… Почти все картриджи аккуратно лежали в своих коробочках с какими-то фирменными наклейками, которые Андрей видел до этого только по телевизору.

* * *

Люк захлопнулся.

Дальше предстоит просто лежать и ждать его очередного визита. Когда он приходил к нему и разговаривал, галлюцинаций не было, но потом, когда тьма и тишина снова обволакивали его, они возвращались. Мерзкие, тягучие, бесконечные. И им не было предела и границ.

Он забывал, кто и он и откуда. Казалось, он здесь родился и жил всегда. Всегда был этот запах сырого бетона и песка, всегда была эта постоянная боль, пронзавшая остатки тела, которое всегда было таким. Таким обезображенным… Таким нелепым… Таким мерзким… Ходившим под себя, не сдвигаясь с места в какую-то трубку.