В знак окончания диалога я открыла «ТикТок». Иногда мысли так выматывали, что я залипала там часами, но когда-то неизменно поднимавшая настроение лента рекомендаций больше не смешила, а пробуждала холодный, чисто научный интерес. Я представляла себя орнитологом, а телефон был биноклем. Зачем человек это снял? Это считается смешным? Почему? Это просто сочетания слов и кадров. Но ведь раньше было смешно, что изменилось? Ну да, зато снято красиво. А что вообще такое «красиво»?..
– Что хочешь на завтрак? – участливо спросил Илья.
– Блинов, – ответила я первое, что пришло на ум. Кажется, совсем не важно, чего именно я желаю. Важен сам факт желания.
Он поцеловал меня в щёку и без возражений отправился на кухню. Я с трудом встала с кровати и доковыляла до ванной, чтобы привести себя в порядок хотя бы снаружи.
Интересно, я всегда не могла толком разглядеть своё отражение в зеркале? С самого пробуждения в больнице стоило сосредоточиться на собственных глазах, как они расплывались, и картинка вновь становилась чёткой только на периферии зрения. Видимо, очередная побочка – счёт им был давно потерян. Я побрызгала на лицо водой и решила, что на этом заботы о себе хватит.
Илья не слишком ловко орудовал у плиты, и я попыталась вспомнить, когда в последний раз видела его за жаркой блинов да и вообще чего бы то ни было. Наверное, когда-то он всё же готовил. Ну хотя бы пару раз. Сейчас он вёл себя как редкий, но желанный гость, который приезжает на несколько дней, и это время превращается в один сплошной праздник, когда можно забыть про привычный ход дел. Я не могла вспомнить, чтобы мы расставались хотя бы на полчаса. Он будто решил наверстать всё то время, что провёл не со мной, а может – стать таким, как мне нравится.
Скрежет тормозов пронзил пустоту в моей голове так внезапно, что я пошатнулась и схватилась за стену прежде, чем поняла, что это просто звуковое сопровождение к одной мысли, которая меняла многое, если не всё.
Илья у плиты – это не та картина, которую я видела, но та, которую всегда рисовала в своём воображении. Эти «рисунки» неизменно отправлялись в стол, потому что я боялась их показывать, боялась хотеть чего-то большего, чем проживание на одних квадратных метрах, и без того представлявшееся невероятным подарком, учитывая круглосуточную занятость Ильи. Вдруг это воспримется как претензия? Вдруг он подумает, что я недовольна тем максимумом, что он из себя выжимает, стараясь уделять мне время? Всё ведь хорошо, особенно в последнее время. Мы стали чаще выбираться, даже запланировали совместный отпуск. Который сорвался… Ох чёрт, нет, не в этой реальности. Точнее, он сорвался в нереальности…
Стены качнулись, и я часто-часто заморгала, чтобы удержаться наяву. Вспыхнувшее в памяти видение об отменившейся поездке в Берлин вдруг заиграло новыми красками. Как же я плакала, будто в последний раз. Дело ведь было совсем не в факте поездки за рубеж.
Всё хорошо. Я здесь. Я сейчас. Отпуск в силе, всё готово, осталось сесть в самолёт через несколько дней.
Или не несколько дней? Или вообще не дней? Сколько прошло времени?
Время всё ещё функционирует?
Стены и пол поплыли вниз, будто краска по холсту.
Я попыталась отогнать прочь любые мысли и сосредоточиться на окружающей обстановке, как учил Илья. Бежевые обои в золотистую полоску, белые выключатели, тёмно-коричневый пол. Так, а теперь звуки. Запахи. Я усердно перечисляла всё, что видела перед собой и ощущала, и через пару минут почувствовала, что заземляюсь. Пространство перестало плыть, а на смену странным мыслям пришли вполне нормальные – об эпидемии загадочного расстройства, отсутствии лекарства и бессилии стимулирующих препаратов и кофеина. Долго ли так сможет продолжаться? Сколько ещё продержится мир прежде, чем окончательно опустеть и перейти в режим онлайн?
Что-то не так. Как ни заглушай. Что-то, мать его, не так.
– Слушай, а тебе работать вообще больше не надо? – спросила я, стараясь вложить в вопрос всю свою непринуждённость.
– Нет, – бодро отозвался Илья, не очень умело переворачивая очередной блин. – Я же взял отпуск. А что?
– Просто мы так давно не проводили вместе время… Столько времени. Ну ты понимаешь.
– Ну да, – согласился он, выкладывая не очень ровные, но сделанные с явным старанием блины на тарелку. – Непривычно, должно быть.
– Ага.
– Меня слишком много, да?
– Нет, – нагло соврала я и глазом не моргнув.
– Чем займёмся сегодня?
Вот оно. Снова. Я поймала одно из неправильных ощущений, которые всё это время успешно мимикрировали под фоновый шум. Илья ничего не предлагает, но с готовностью соглашается на всё то немногое, что худо-бедно приходит в голову мне. Он разговаривает фразами, которых мне всегда не хватало. Ведёт себя так, как я хочу. Он такой, каким я хочу его видеть, но не такой, какой он есть. Каким я его помню…
Чем больше я об этом думаю, тем резче проявляется разница в мимике, интонациях, жестах. Как невидимые чернила. От апатии не осталось и следа, а мозг разгонялся с пугающей, но манящей скоростью.