Лук и Красные Холмы

О чем болтают молодые люди в середине весны одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, кто теперь вспомнит?.. Разве что современники не забыли, да и то не наверное: память человеческая ненадежна, изменчива, пристрастна и напоминает этим гуманитарную науку историю. Впрочем, если поднапрячься сознанием… Конечно же, о первых впечатлениях, о местной экзотике, о предстоящем походе, о Ленинграде, о политике, внешней и внутренней — куда же без нее советскому человеку!? Политические обсуждения и события непременно сдабриваются "политическими" анекдотами, которые под запретом в советской стране, но слушать их никто почему-то не стесняется, а рассказывать никто не боится… А кроме политики? Об универе, о шмотках, о спорте, о музыке… Музыка — это уж непременно! Лук предпочитает аглицкий хард рок, Аня "битлов" и "криденс", а Валера весь в отечественной эстраде, но только не в той, что в "Голубом огоньке", нет-нет, ни в коем случае нет! Валера любитель и знаток бардовской песни. Лук, разумеется, тоже слушал Кукина, Клячкина, Окуджаву, Городницкого, Галицкого, Высоцкого (не, не, Лук, это ты не туда побрел! Ты чего!? Высоцкий — это совсем другое, тоже стебово, тоже талант, но это же совсем другое!), Долину, Камбурову… Но — нет! Жидковата и бедновата для Лука вся эта нудная бардовская лирика!..

— А ты там был? Ты хотя бы раз на Федоровских лугах был? А я был, в прошлом году! Это вааще! Да, не Вудсток, но гораздо больше, да, представь себе! Ага, это еще кто из нас осёл!?

— Аня, мы же с Валерой не ссоримся, мы всего лишь интеллигентно дискутируем на темы высокого искусства. Да, эх, вот если бы русский рок!.. Но нет его на просторах Советского Союза… Кто-кто-кто, как ты сказала??? Анютик, э, ау! Да скорее ваша с Валерой Новелла Матвеева русский рок, чем эти… блин… гитары, блин, поющие!.. Ну… "Машина" получше, наверное… Да, да, "лица стерты" и все такое… Но все равно это не хард! И битлы не хард! Роллинги — еще туда сюда, да и то…

У Лука есть редкий по силе дар: взбешивать, выводить из себя собеседников своими безапелляционными суждениями, высокомерием в словах, ехидными ухмылками во весь рот, громкими раздражающими репликами, и молодые люди сейчас вот-вот переругаются, двое против одного… Но — нет, до ссоры так и не доходит, чья-то примиряющая фраза, может быть даже и Лукова, смешок, анекдот, еще смешок… И вот уже дальше беседа покатилась. Всем хорошо и уютно, с недопитым чаем в стаканах с подстаканниками.

А который час!? Два, третий уже, спать пора. Мальчики, позвольте пожелать вам спокойной ночи, завтра полноценный трудовой день, подъем в восемь, если я не ошибаюсь!

И пришел новый день, и подарил младшему технику Луку долгожданного непосредственного начальника.

Лук младше всех в экспедиции возрастом и чинами, но тот же Олег Николаевич был ему не командир, а просто старший, и вот теперь…

— Лук, понятно. Очень приятно. Мне наш уважаемый шеф, Володя, Владимир Иванович, о Вас рассказал. А меня зовут Лев Алексеевич. фамилия Козюренок. Многие над нами за это шутят: вот, де мол, в Краснохолмской собрались в одно кубло — Козырев и Козюренок, но нам с ним это бара бир, то есть, все равно. Звать Вас Лук, угу. Как к вам… на ты, на вы?

— Да… по фигу, в сущности. Лев Алексеевич, учитывая разницу в возрасте и общественном положении, говорите мне ты, я абсолютно не против.

— Ну, и ладушки. Чтобы времени драгоценного нам не терять, пока мы здесь, "на берегу", хочу спросить, ну, уточнить: в какой степени вы… ты осведомлен о характере и объеме предстоящей работы?

— В минимальной. В предельно минимальной. Полный ноль. Но я готов к познанию.

— Замечательно! В том смысле замечательно, что готов к познанию и созидательному труду! — Козюренок внезапно рассмеялся жиденьким тенорком и ободряюще ткнул полусжатым кулаком в локоть младшего техника Лука — знакомство состоялось.

Лук помнит, что Козюренку сорок шесть лет, совсем недавно исполнилось, внешность у него заурядная: невысок ростом, жилистый брюнет, сразу видно, что не из "флибустьеров", не из лихачей — осторожен, где-то даже и робок (Лук знает о нем немного — только то, что слышал в Ленинграде от Козырева и еще от Тани Шуваловой, и совсем чуть-чуть здесь, в Гушсае, во время совместных трепов за обеденным столом), но свое дело геолог Лев Козюренок знает и любит — это дружно утверждают и подтверждают все окружающие.

Луку довелось убедиться в этом "не отходя от кассы", в первый же день знакомства и притирки. Козюренок подробно, и, пожалуй, нудновато, рассказывает, словно бы лекцию читает, а Лук не поленился добыть из недр базы полевой блокнот б/у, пожамканный, с подозрительными водяными разводами на страницах, и черной шариковой ручкой с черной же пастой внутри вносит туда каракули, должные означать конспект. Позднее он и сам затруднится расшифровывать им же написанное, почерк у Лука очень уж крив и горбат, но — все равно пригодилось, ибо записанное запоминается лучше.