— Э, чего буровишь, какую такую щепочку, да!? — Искандер наступает подошвой тапка и небрежно растирает в пыль уроненную сигарету, а сам нагибается еще чуть-чуть и трет руками поясницу. — Почки ноют, мама дорогая!.. К сорока точно без почек останусь, все на дорогу вытрясу! Погоди! А почему сто сорок шестая-то? Все равно сто сорок четвертая же!? Какие пятнадцать, откуда они упали, с ума ты сошел, да!? Ты же про РэСэФэСэРэ говоришь?
— ЭрЭсЭфЭсЭр. М-да… Илот-земледелец прибежал на агору, и пытается учить меня, философа и ликурга! Увы, бритва Оккама бессильна против оглобли невежества! Смирись, Искандер, послушай умного человека! Иной раз и шнифферу сейфовую отмычку в укор поставят, типа, холодное оружие, а тут скокарь-пекарь подзаборный! Да с таким дураком вообще церемониться не будут, вообще казенного адвоката назначат! Секи: ведь если он с "фомой" вломился, значит, это уже само по себе инструмент, "могущий служить оружием", представляющий собою угрозу жизни, здоровью той бабушке-терпилихе, так что глупому скокарю на следствии непременно это подболтают, а бабка обязательно подтвердит, повторит все, что ей подскажут… И ку-ку: пятнаха, вплоть до конфискации имущества, ведь он уже разбойник, а не крадун!
Искандер взялся, было, раздумывать над Луковыми тирадами, хотел, было, спросить про илота, но не выдержал и захохотал — уж так ему понравились услышанные обороты речи!
— А-ха-ха! Ой, не могу!.. Бабушка-терпилиха!.. Разбой, да? А, да. Ты смотри-ка, ловко рассудил!.. Лучше нашего дедка Тенгиза из второго ремонтного! Про бритву я понял. У нас в Ташкенте щипачи из-за этого, небось, перестали бритвы носить… ну, мойки, лезвия от безопасок. Чтобы вместо "щипка" разбой не подвесили. Теперь, чтобы карманы и сумки резать, затачивают края у двушек, у двухкопеечных монеток, чтобы отбояриться от "инструмента", если возьмут на кармане. Типа, я не я, и ходка не моя! А если найдут и предъявят двушку, и докажут, что она из тебя выпала — то на сдачу, типа, дали, носил не заметил.
— Ну, надо же… Стебово, если так. А ты откуда знаешь об этом, а, Искандер?
— Пацаны знакомые рассказывали.
— А пацаны твои откуда знают?
— Это я не знаю, откуда они знают, сам у них спроси. Слушай, а ты ничего так по жизни, в науках шаришь кое-что, хоть и студент. Я думал, в ваших институтах-проститутах ерунде всякой учат, марксизму с онанизмом, а там вон что! Ловко!
— В университетах.
— Одна байда. Ты вот что лучше скажи: говорят, что у вас в Ленинграде во время белых ночей народу на улицах больше чем днем, и всё в городе работает до самого утра — автобусы, там, кабаки, метро?..
Лук ностальгически вздыхает в ответ… Народу много, это да, особенно в ночь Алых Парусов, и рестораны работают заметно позже обычного, но, в общем и целом…
Луку грустно, ему вдруг наскучило трепаться и общаться, хорошо бы сейчас уйти в астрал от всего, типа дзен… И помечтать… никого не слушая и не слыша, если уж не размышляется ни фига… Универ! Он тоскует по нему и мечтает вернуться! Но Искандер ведь не виноват, что у Лука дурацкие перепады в настроении, надобно отвечать.
— Эх, в Питере в любое время хорошо, особенно осенью! Но лето всего остального превыше! Кроме весны.
В Ташкенте Лук был, в Ангрене был, в Навои — заедут через неделю-другую, в Самарканде был, в Джизаке… ну… и в Джизаке, можно сказать, тоже был, но больше рядом, в Голодной степи. В Бухаре и в Самарканде был.
Где-то людно, где-то шумно, где-то грязно — и всюду по-своему любопытно. Лук старается держать глаза и уши открытыми, поскольку этнографический колорит Средней Азии очень уж сильно отличается и от средней российской полосы, и от столичных русских городов, и от Северного Казахстана, и от Прибалтики… Но Хива!.. Городишко сам по себе невелик, и при этом великолепен древней красотою своей! Вот это город-заповедник, вот это экзотика! Нечто подобное Луку довелось увидеть лишь в Старом Таллине. Застывший кусочек древности, а ты в нем завис, как муха в янтаре! Но Таллин, все-таки, Европа, сходная цивилизация строила. А здесь…
Мужчина-экскурсовод, узбек, лет пятьдесят ему, по-русски говорит чисто, закроешь глаза — не отличить, водит геологов с удовольствием, не просто участь влачит — с огоньком трудится. Лук пропускает мимо ушей многословные исторические справки, он слышит лишь то, что ему хочется узнать.
— Как это называется!? Ичанкал? Здорово!
Был бы у Лука фотоаппарат, как у Козюренка, уж он бы нащелкал там снимков, не пожалел бы времени и денег на пленку! Стены городские неровным кольцом окружают Хиву — именно такими они и были триста лет тому назад. Понятно, что с реставрацией, но все-таки! Мощные, эффектные!
— А это что такое?
— Зиндан. Это такая тюрьма средневековая.
— Не, ну это я и сам знаю, что такое зиндан! А это? — Вот, на гильзу от "макарова" похожа?
Афигеть!
— Минарет Кальта-Минар.
— А это?
— Это айван. Своды такие, ну… стиль архитектурный.
— Как вы сказали? Айван? А вот это???
— Десятый век, мечеть Джума.
— Блин! Был бы у меня фотик!!!