– Иль? Идём! – тянула девица его вперёд. – Осталось совсем чуть-чуть. Нам нельзя останавливаться!
– Чувствуете? – спросил кот.
– Что? – Катерина в недоумении смотрела по сторонам.
– Запах псины, – шевелил кот носом.
– Псины? – переспросила Катерина.
– Волки, лисы и с ними волколаки. Этого не может быть, – говоря, кот как будто покрывался льдом, но быстро пришёл в себя. – Они слишком близко, нам не убежать – надо спрятаться!
– Давай за ту горку ореха! – указывала Катерина на высокую кедровую гору, лежавшую за яблоней.
– Быстрее! – на бегу говорил кот.
Они спрятались за горкой и начали закапываться в орех, но Иль вновь застыл и, смотря на Катерину, прошептал: – Остановитесь. Они знают, что мы здесь.
– Но как? – в ответ шептала Катерина. Кот прижался к девице поближе и, держа её за руку, произнёс:
– Они уже пришли…
Глава 11
Эрдэнэцэцэг
Вход в пещеру был узкий и низкий, но, продвигаясь вперёд, расширялся и взмыл высоко вверх – аж до самых каменистых сосулек. Перед взором простиралась здоровенная, без единого изгиба и выступа стена, на которой были выдолблены глубокие узоры и изображены неразборчивые рисунки. У стены стояли чаши, в них тлели угли, тускло освещая три высокие арки. Вход в эти арки и то куда они вели, скрывала жуткая тьма. Одна из арок была украшена камнями бирюзы, и, подойдя чуть ближе, можно было услышать звук падающих капель. Стены были сырые, запах свежести и прохлада шли из арки справа. Арка слева была украшена лишь одним, каким-то совсем безызвестным кровавым камнем. Звуки, раздававшиеся из этой арки, настораживали: хруст костей, вой и постоянное рычание. Из глубины арки шёл неприятный запах. Он стремительно проникал в ноздри и заставлял кашлять. Отойдя назад на пару шагов и прокашлявшись, можно было увидеть, как в темноте без остановки мелькало множество сверкающих, таких же кровавых, как камень, глаз. С арки посередине свисал оберег в виде шаманского бубна, украшенного цветными лентами. Верёвочку, на которой висел оберег, раскачивал идущий из арки сквозняк. Вместе со сквозняком тянулся чудесный аромат: чего-то цветочного и сладкого. Ступая вперёд, на этот дивный запах, в глубине прохода появился кусочек света, который виднелся из-за незадёрнутой тканевой занавески. За красной занавеской скрывалась просторная комната: пол был устлан шикарными коврами, которые по углам были залиты воском – тем, что стекал от стоявших рядом высоких толстых полыхающих свечей. Кругом расположились сундуки с громоздкими замками. На стену опирались большие и маленькие золотые блюда, парочка из которых была усеяна драгоценными камнями. Пузатые серебряные кувшины прятались под паутиной. Бронзовые чаши и кружки валялись, где только можно, а уж медным монетам не было конца. На стенах было множество зеркал, а с потолка к стене тянулись рысьи шкуры, точно крыша юрты. По пушистым хвостам можно было насчитать сотни убитых рысей. Под этим меховым навесом находилось ложе из громадного, занимающего почти всё место плоского камня. Каменное ложе застилали оленьи шкуры, одеяло из овчины и гора красных и синих подушек с золотистыми кисточками по краям. На белоснежно-пушистом одеяле спала женщина. Она лежала на боку, укрытая воздушным, точно голубое облако, покрывалом. Лёгкая голубая ткань выдавала высокий изгиб бедра, который плавно опускался к осиной талии. Ноги были обнажены: нежная шёлковая кожа, розовые пяточки и аккуратные пальчики были её прекрасным украшением. Её роскошные волосы цвета воронового крыла были невероятной длины и раскинулись по мехам и подушкам, скрывая лицо и руки спящей женщины – наверняка такие же красивые, как и её стан. Она спала так мирно, так сладко, но вдруг какой-то шорох – и большое золотое блюдо, покрутившись на ребре, падает и тянет за собой блюдо ещё больше, а то – кувшины, а те – бронзовые чаши. И вся эта гора с грохотом ударяется об одно из зеркал. Треск стекла – и зеркальные осколки, звеня, разбиваются об пол. А испуганная толстая крыса, устроившая столь неприятный шум, лишь пикнув от страха, поживее скрывается в темноте.
Вздрогнув от грохота, женщина проснулась. Потянувшись и зевнув, она встала с мягкого одеяла, взяла серебряный гребень и в полном негодовании от такого пробуждения, еле перебирая ногами, двинулась к зеркалу. Протерев глаза и ещё разок зевнув, она начала убирать свои сверкающие локоны с лица, но тут гребень выпал из рук, и её безумный, дикий крик покатился эхом в соседние арки и громким гулом вырвался из пещеры, пугая всё живое вокруг.