Луна как жерло пушки. Роман и повести

Усач в будке одет по-зимнему, в шинели, на поясе у него висят гранаты и штык, в руках он держит бинокль. У него, конечно, немало своих забот; он даже не выслушивает меня.

— Иди, иди… — Он отстраняет биноклем мой список. — Каждый будет тут лезть на мостки без разрешения.

Поворачиваю к ребятам, но по мере приближения к Чобу все более замедляю шаг. Потом и вовсе останавливаюсь. А что, если еще раз попытать счастья? Неужто усач опять откажет?

Но в это мгновенье всплеск воды и воздуха яростно хлещет меня по лицу и отшвыривает в сторону. Я теряю сознание.

Потом прихожу в себя. Кругом удушающий смрад — горят тюки хлопка. Офицер, размахивая пистолетом, кричит что-то бойцам, вытаскивающим раненых и боеприпасы из угрожаемой зоны. Недалеко от меня два санитара укладывают на носилки Трофима Выздоагэ. Он в постолах и домотканой рубашке с двойным рядом пуговиц. Санитарам, должно быть, не удалось развязать бечевки, которыми стянуты портянки и постолы. Брючина распорота ножом снизу доверху. Чудовищная рана! А я еще недавно представлял себе, как он вернется в родное село, отложит в сторону дорожную сумку и возьмет в руки тяпку… Лихорадочно ощупываю себя, чтобы убедиться, что цел. Потом лишь обнаруживаю в руке какую-то бумагу. Список Чоба. Его задание, будка с усатым красноармейцем! Но будки уже нет, как нет и усача и даже мостков. Только река, мелкая рябь волны у берега…

— А ну, встань! Разлегся тут…

Надо мной склоняется офицер. Пистолет водворен в кобуру, но лицо не предвещает ничего хорошего.

— Немедленно убирайся отсюда! А этот что тут делает? Еще один! Откуда вы взялись с этими набитыми торбами? Документы есть? Вы что, ночевать тут собрались? Убирайтесь, чтоб ноги вашей тут не было!

Подгоняемые голосом офицера, мы спешим вверх пс ступеням причала.

— Вот это было влопались! — говорит немного погодя один из нас, кажется Филин. — Документы ему подавай… А у нас список этот, прости господи…

— Немцы, говорят, подходят к городу, — тихо замечает другой.

— Слушайте, ребята, — говорю я, видя, что Чоб подавленно молчит. — Я думаю, в городе немало покинутых домов. Не знаю, как насчет крыши, а печка, чтоб сварить горшок каши, найдется. Да и чаю бы попить не худо, в горле пересохло. Сахар у нас есть. Давайте заночуем по-человечески.

Никто не возражает. И действительно, мы вскоре обнаруживаем аккуратно огороженный дворик, а в нем целехонький дом с крыльцом и в глубине строение поменьше, должно быть кухня. Тесновато, но нам приглянулся именно этот дом. Чем-то он напоминает нашу молдавскую избу. Мы кое-как размещаемся по комнатам и на крыльце и засыпаем мертвым сном.

Проснувшись на рассвете, хватаемся за торбы и сумки с припасами.

Дом пуст, но жизнь в нем еще теплится, словно хозяева куда-то ненадолго отлучились и вот-вот должны вернуться. Посреди двора на высоком столбе — голубятня, а в ней воркуют голуби.

Чоб сразу же отправляется в город, а к вечеру возвращается измученный и злой. Не говоря ни слова, валится на свою постель во дворе около голубятни. Ясное дело: целый день он вертелся у причала, пытаясь добиться для нас пропуска на ту сторону. И еще, наверное, пробовал каким-то образом оформить нашу группу, добыть для нее хоть какие-нибудь документы. Ничего не вышло.

На второй день Филин приходит из города напуганный. Оказывается, его чуть было не задержали. По улицам ходят патрули, проверяют документы.

— Айда, братцы, отсюда. Шутки в сторону. Тут военная зона. Пока они там разберутся, кто ты — немец ли, молдаванин ли, — поставят к стенке да и укокошат. Вы как хотите, а я пришел за своими вещичками.

— Отставить! — рявкает Чоб. — Никаких вещичек. Каждый будет тут распоряжаться!.. Если кто-нибудь отлучится, я буду считать его дезертиром, так и знайте!

Ребята ворчат, кое-кто поддерживает Филина.

— А что такое стряслось? — кипятится Чоб. — Что, уже всех голубей сожрали? Если уходить — так всем! Хватит тут валяться на солнышке! Тем более что не сегодня-завтра придет баржа, и тогда все переправимся.

— Да что нам в этой барже, когда все равно никто на нее нас не пустит, — ворчит Филин. — В двух километрах отсюда живет рыбак, я только что оттуда. У него лодка не хуже твоей баржи. На ней и переберемся через Волгу. "И отплывают утром рано скитальцы дальних океанов", — он явно передразнивает Маковея, который часто пел эту песню.

Но охотников переплыть реку на лодке что-то не видно.

— Не хотите? Лучше немцу в лапы? — настаивает Филин.

— А тебе, конечно, украденные деньги и спать не дают, — взрываюсь я, возможно, из-за этой песни Маковея. — Здесь-то тебе они ни к чему…

Филин делает вид, что ничего не слышал.

— Ладно, пошли, — говорит наконец Гриша. — Эй, пожиратель голубей, покажи, где она, твоя лодка.

Но тут Филя не выдерживает:

— Это кто там врет про краденые деньги? Ты что, видел, как я крал?

— Именно что видел, — отвечаю. — И как это тебе удалось открыть сейф? Небось не впервой…

— А ты бы не разевал рот, тогда бы увидел, что сейф был открыт…