Луна на ощупь холодная (сборник)

Ибрах заволновался, не проклянут ли его близкие за внезапный уход, лишив тем самым себя благословения, и эта мысль омрачала его на протяжении нескольких часов, пока, уже в пустыне, далеко позади не заклубилась пыль. С этой минуты Ибрах шел безмятежно: его догоняли те, кто любил его более других, те, кто прислушался к его словам о Всевышнем. Две нити утка – Сара, мечтающая о материнстве, а потому и увидевшая в Господе последнюю надежду, и Лот, которому Ибрах заменил отца.

Караваны нагнали изможденного Ибраха глубокой ночью. В полной тьме Сара омыла его ноги и обула их в самые мягкие верблюжьи сандалии, а Лот аккуратно напоил его. Влага одновременно касалась рта и ступней Ибраха, и это говорило ему что-то о милости Господней, равно изливающейся на первых и последних, однородной по природе и разнообразной в проявлениях, струящейся по рукам ближних. Ибрах заснул, и ему снились руки Божии, сплетенные из рук любимых людей Ибраха.

Путь, на котором утром обнаружил себя Ибрах, оказался дорогой в Ханаанские земли. Именно туда и отправлялся из Ура отец Ибраха, но осел в Харране, заболев и почувствовав себя непригодным к сельской жизни. Из множества случайных направлений по воле Всевышнего было выбрано уже много лет назад разведанное соглядатаями отца, родное в мечтах, вожделенное. Вот где Господь решил закрепить Ибраха – в земле пригодной и заочно любимой, не на болоте и не на солончаке, к которым готовил себя Ибрах.

Караваны с людьми и имуществом все подтягивались, загородив горизонт клубящейся стеной. Один из последних привез и заскорузлые папирусные карты Ханаанской земли, составленные по поручению отца Ибраха. Сообразуясь с ними, Ибрах прошел до Шхема и остановился у рощи Море, где планировал поселиться его отец.

Там Господь сказал ему: «Потомству твоему отдам Я землю сию». Голос Его сопровождался дуновением, разворошившим камни. Ибрах собрал валуны, тронутые и оплавленные Дыханием Божиим, и сложил из них жертвенник для памяти. Так в годы молодости он пометил бы на ткани золотой булавкой то место, которого коснулась поцелуем возлюбленная, коснулась Сара.

Господь не сказал ему: «Остановись», и место это, самое удобное в округе для постоянного лагеря, Он определил в удел не Ибраху, а его потомкам. Поэтому Ибрах продолжил движение.

Он блуждал с караванами по Ханаанской земле, истощая имущество и теряя в переходах скот. Но Всевышний молчал, никак не определяясь с узором, который Ибрах и опирающиеся на него нити должны были составить. По вдохновению Ибрах сложил жертвенник между Вефилем и Гаем и призывал там Всевышнего, но Он учил Ибраха переживать Свое молчание.

3

В Ханаане начиналась засуха, и продолжение жизни обещалось только тем, кто сделал запасы и имел свои колодцы: в засуху воду не продают даже за караваны золота. Ибрах же так и не обзавелся недвижимостью. Оставалось временно покинуть Ханаан и спуститься во влажную низину Египта.

Ибрах направил караваны на юг, не поясняя близким маршрута, но они поняли его. Наступило великое молчание. Молчал Лот, полагая, что Ибрах ошибся в стратегии, и не надо было искать места лучшего, чем Море. Теперь же приходится идти к людям, которые запросто могут убить и ограбить иностранцев, и никто не хватится их. Лот, названный так – «Покров», в детстве за молчаливость, на протяжении всей жизни оправдывал это имя. Что бы ни бурлило в его душе, он никогда не упрекал и не учил никого, тем более родного дядю. Но лицо его напоминало сейчас могильный камень.

Молчала Сара. Смерть от голода и жажды казалась ей более достойной, чем жизнь честной женщины в Египте. Ни одна уроженка Ура или Харрана, случайно попавшая туда, не вернулась непорочной. В Египте чужеземных женщин вытаскивали из домов, стаскивали с верблюдов, а если кто хотел мстить за них – убивали. Ей и ее служанкам грозило унижение, но мужчины могли бы выжить в Египте, если бы не были слишком щепетильны в вопросах чести своих спутниц. Сара, как гусеница в кокон, закуталась в несколько покрывал, сгорбилась в шатре на шее верблюда. От пота ремни одежды и украшения протирали ее кожу до кровавых рубцов. Сара была все еще красива. Бесплодие подарило ей долгую молодость и вместе с тем – привязанность мужа. Сара думала, что роди она десятерых, как прилично жене в ее годах, она утратила бы тонкость стана и красоту груди, а бессонница растянула бы кожу на лице, и муж давно взял бы одну или несколько молодых жен. Но она все еще напоминала мужу ту юную деву, которую он любил так, что не расстался с ней в первые годы брака, когда бесплодие ее уже не вызывало сомнений. В то же время юный Ибрах предпочел бы смерть от голода малейшему риску для ее чести. Сара думала, что откажись она ехать туда – и никто не поедет, Ибрах остановится, и Лот не покинет его. Но Сара молчала.