Ибрах только на рассвете увидел, как его воины убивают, прежде же слышал во мраке, как свистят мечи и чавкает жадная плоть. Так закалывали скот и поражали хищников, и потому война показалась Ибраху одной из разновидностей домашней работы и не возбудила в нем гордости победителя.
Ибрах обнял Лота впервые за десять лет, и оба они были изумлены: Ибрах – тем, как постарел племянник, Лот – тем, что Ибрах не только не изменился, а словно бы и помолодел.
Сара, зная, что муж впервые в жизни отправился воевать, также впервые сама обратилась с молитвой к Всевышнему, ранее она всецело доверяла это неженское дело Ибраху. На рассвете Сара поняла, что истинно молящийся не имеет пола, но пребывает, как ангел на небесах.
В это же время возвращавшихся победителей вышли встречать два царя. Содомский царь Бера, позорно проигравший свой город, выехал с небольшим отрядом, интересуясь, все ли отбитое заберет себе Ибрах или вернет что-нибудь законному владельцу. На месте Ибраха Бера не только не вернул, а отобрал бы последнее, но Ибрах поклонялся странному невидимому Богу, побуждавшему Ибраха совершать бессмысленные поступки, поэтому Бера надеялся.
Вторым царем был владыка Салима Сим, сын Ноаха, по прозвищу Мелхиседек, старший родственник Ибраха и также поклонник Всевышнего. Мелхиседек вышел, как только узнал о победе Ибраха, чтобы подстраховать его от случайных нападений проигравших сторон, а заодно и повидаться с потомком. Они встречались впервые.
Солнце достигло зенита и отразилось в золотом облачении Мелхиседека. Облик царя слепил, и Бера отвернулся с отвращением к чужой роскоши.
Ибрах и Мелхиседек обнялись, Ибрах отметил, какие горячие и светлые одежды у его родственника, словно бы он был облечен в солнце. Мелхиседек сам вынес Ибраху хлеб и вино, благословил его и сказал: «Благословен Аврам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли, и благословен Бог Всевышний, который предал врагов твоих в руки твои». Ибрах был растроган салимским акцентом Мелхиседека, исказившим его имя, и корил себя за то, что никогда не стремился к общению с таким близким ему человеком. Ибрах на бесценное благословение тоже решил ответить даром, хотя и скромным, и велел передать Мелхиседеку десятую часть всего, что приобрел.
Сосед Ибраха, слышавший это, промолчал, но зрачки его расширились, выдав удивление. Промолчал и Ибрах, но мысленно ответил товарищу, что благословляющих Ибраха благословляет Господь, а потому у Салима великое будущее, и самый великий жертвенник будет воздвигнут в Салиме, городе великого царя, и десятина – всего лишь доля в его строительство, Мелхиседек знает это, а потому и берет ее безропотно.
Увидев, что люди Мелхиседека пошли отсчитывать скот, Бера решил, что имущества ему уже не вернуть – Ибрах разделит его с царем Салима, – и крикнул: «Отдай мне людей, а имение возьми себе!» Ибрах ответил, воздев руку, по мнению Беры, в пустоту небес: «Поднимаю руку мою к Господу Богу Всевышнему, Владыке неба и земли, что даже нитки и ремня от обуви не возьму из всего твоего, чтобы ты не сказал: «Я обогатил Ибраха», – кроме того, что съели отроки, и кроме доли, принадлежащей людям, которые ходили со мною, Анер, Эшкол и Мамрий пусть возьмут свою долю». Бера вспотел от удивления, он был доволен. Людям же Ибрах позволил остаться в его пределах, не боясь возможной перенаселенности Хевронского нагорья. «Вот еще уточные нити на основе Твоей, приими их в узор Твой», – шептал он Господу, глядя, как теснят пришлые его палатки.
6
Сирота Елизер, уже давно, сразу после разделения, заменивший Ибраху Лота, был хорошим управляющим, и даже слишком хорошим. Поступок Ибраха с возвращением трофеев Бере, с появлением на землях Ибраха лагеря беженцев-содомлян, оставленных войной без жилища и потому должных бы пополнить бараки рабов содомской аристократии, показался Елизеру проявлением старческого притупления разума Ибраха. Они долго спорили, и Ибраху было тяжело противостоять Елизеру, ведь он, заботясь о владениях Ибраха, был по-своему, как экономист, прав.
Ибрах лег спать в утомлении и расстроенных чувствах. В шатре было душно, пряно пахли длиннорунные шкуры, недавно натертые горничной благовониями. От запаха заболела голова. Ибрах испугался, что и вправду старость одолевает его, старость сродни слепоте, застит истину, как слепота – мир Божий.
Ибраху явился Господь. Милосерднейшая Рука, словно сплетенная из миллиардов других, малых рук, среди них Ибрах узнал руки Сары и руки Мелхиседека, протянулась из неба, полного ясных звезд, в котором растворился, как снег в кипятке растаял потолок шатра, и покрыла Ибраха, лаская его. «Не бойся, Аврам, – впервые Господь обратился к Ибраху по имени, назвав его так же, как и царь Салима, – Я твой щит, награда твоя весьма велика». Ибрах забыл о старости, почувствовал себя ребенком, у колыбели которого присел нежный отец, и впервые обратился к Господу как дитятя, он капризничал, зная, что не будет за это наказан, потому что любим безмерно, его жалоба Отцу на Него Самого означала такую же безмерную веру в эту любовь.