Луна на ощупь холодная (сборник)

Ибрах сказал: «Владыка Господи! Адонай! Что Ты дашь мне? Я остаюсь бездетным, распорядитель в доме моем этот Елизер из Дамаска. Вот, Ты не дал мне потомства, и вот, домочадец мой наследник мой».

Ибрах был первым во Вселенной, кто назвал Всевышнего по Имени – Адонай.

«Не будет он твоим наследником, но тот, кто произойдет из чресл твоих, будет твоим наследником», – ответил Господь.

Так Ибрах и Всевышний объяснились в любви.

Рука Божия нежно взяла Ибраха и словно нить продела его сквозь небо. Ибрах увидел его лицевую сторону, третьим после Адама и Евы, созерцавших ее до грехопадения в Эдеме. «Посмотри на небо и сосчитай звезды, если сможешь счесть их, – сказал Господь, условным придаточным избавляя Ибраха от вечного счета. – Столько будет у тебя потомков».

Затем Господь опустил Ибраха возле шатра и продолжил: «Я Господь, Который вывел тебя из Ура Халдейского, чтобы дать тебе землю сию во владение». Ибрах порадовался, что Рука Господня вела еще его земного отца, невзирая на неведение того о Всевышнем, и, как никогда ясно ощущая себя нитью, понял, что Господь медлит, потому что ждет его, его, Ибраха, согласия стать нитью закрепленной, вечным, бесповоротным узлом привязанной к этой земле, дабы ткать на ней узор вечный и неизменный. Господь ждал, когда Ибрах первый заговорит о вечном закреплении, вечном этом завете, и Ибрах заговорил. Он сказал: «Владыка Господи! По чему мне узнать, что я буду владеть ею?» «Возьми Мне трехлетнюю телицу, трехлетнюю козу, трехлетнего овна, горлицу и молодого голубя», – ответил Господь. Что делать далее, Ибраху не надо было объяснять: люди всех земель, в которых он побывал, именно так заключали меж собой заветы: рассекая тушу, отчего та не переставала быть телом одного животного, рассеченным, но единым, проходили между ее частями. Жажда соединения двух частей животного тела пронзала заключающих договор и объединяла их навсегда.

Уже на рассвете Ибрах рассек и разложил животных, как подобает в этом случае, не расчленив только птиц, полагая, что они вдвоем составляют некое единство, и стал ждать.

Он сидел за станом, на песчаном холме, где никто не нашел бы его. Пахло железом и солью, песок чернел и искрился, пустыня как губка впитывала кровь.

В полдень налетели стервятники. Ибрах отгонял их до вечера, без отдыха, еды и питья, и на закате, когда птицы скрылись, сон, словно взрывная волна, сбил Ибраха с ног.

Во сне Ибраха объял мрак ада, он испытал ужас, столь великий, словно боялись мириады людей, словно каждая песчинка пустыни и каждая звезда небесная трепетали. Если бы это произошло с Ибрахом не во сне, он проснулся бы в смерть. Сон продлился всего мгновение, но четыре тысячи лет смертного ужаса уложились в него, как галактики в черную дыру. Ибраха разбудил голос Господень, пояснивший сон: «Знай, что потомки твои будут пришельцами в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет. Но Я произведу суд над народом, у которого они будут в порабощении, после сего они выйдут с большим имуществом. А ты отойдешь к отцам твоим в мире и будешь погребен в старости доброй. В четвертом роде возвратятся они сюда: ибо мера беззаконий аморреев доселе еще не наполнилась».

Слова об аморреях перебили мысль Ибраха, готового возразить: «Нет, Господи, да будет иначе, да буду я и домочадцы мои пришельцами в земле не своей, да умру я в рабстве и угнетении, но избавь потомство мое от ужаса сего!»

Солнце зашло, а месяц и звезды зажмурились, и в великом мраке, словно вышедшем из сна Ибраха, дым из труб всех крематориев и пламя из печей всех лагерей смерти и всех костров инквизиции прошли между рассеченными животными.

Ибрах не успел возразить: завет был заключен. «Потомству твоему, – сказал Господь, – даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата: кенеев, кенезеев, кедмонеев, хеттеев, ферезеев, рефаимов, аморреев, хананеев, гергесеев и иевусеев».

Перечисление племен, преданных потомкам Ибраха, снова отвлекло и успокоило его душу, как колыбельное бормотание – рыдающего младенца. Но Господь умолк, запустив ткацкий стан, и не мог уже Ибрах молить Всевышнего об избавлении своего потомства от смертного ужаса, потому что таково было условие завета. Ибрах готов был к собственной боли, но чужая, которую он носил отныне в своих чреслах, казалась безмерной. Она и была безмерна, и только великая милость Всевышнего делала эту чрезмерность кажущейся.

С тех пор Ибрах знал всех своих потомков по именам и судьбам.

Днем он брал в ладонь горсть песка и оплакивал каждую песчинку. Фалаш Хия умрет от голода в Эфиопии, разлученный со своей беременной женой, успевшей эмигрировать в Израиль. Наташу, девушку в красной косынке, растерзают во время гражданской войны в России. Марта – в Освенциме, Александр – в Треблинке, Моше – на 9 ава в Испании, Шауля сбросят с городской стены солдаты Антиоха Епифана.