Луна на ощупь холодная (сборник)

Я не прокралась на незапертую террасу с ненужным ключом. Вошла в калитку и мыла ноги под окном кухни, где за завтраком сидели они: бабушка кричала мне не слышно что, смеялась и замахивалась на окно половником; сверкая глазами и сережками, что-то с лукавой улыбкой говорила сестра, и молча глядела мама. У нее были синяки под глазами. Я знала, что она никогда не простит мне, что я была там без нее.

Пальмовые волокна

В коридоре было темно, и только бельевые веревки как пепельные витые жилы слабо светились надо мной. Меня встретил Вениамин. Он сказал:

– К нам Фатьма приехала. Злая такая, скорей бы ее бабушка забрала.

В спальне за столом сидела черная круглолицая девчонка, белую рыхлую руку она положила на стол и читала. Когда мы вошли, она взглянула на меня из-под шерстяных бровей и промолчала. Свет лампы делал страницы книги желтыми, как песок, и тени лежали на них волнами барханов.

– Садись, Надь, – сказала Зухра, – я сейчас чай приготовлю. Фатьма, будешь чай?

– Нет.

– Я буду! – сказал Вениамин.

– Ты иди отсюда. Не видишь – здесь взрослые. А ты будешь?

– Давай, – сказал Юсуф.

Он упал на кровать, выщипнул из подушки перышко и, протянув руку, стал щекотать Фатьме шею.

На улице темнело. Черные деревья были нарисованы на густо-синем окне, а за ним – ничего. Ночная бабочка с пылью на крыльях вскарабкалась в приоткрытую форточку и заскользила вниз по стеклу, то ли сбегая, то ли падая. Я села возле колен Юсуфа. Теперь я видела Фатьму в профиль и рыжее как огненный язычок перо у ее шеи.

– Пожалуйста, прекрати! – сказала Фатьма.

Юсуф спустил ноги с кровати.

Вениамин залез в кресло и грыз ногти.

– Ты уйдешь отсюда или нет?

Юсуф схватил брата и унес его, утонув вместе с ним в складках дверной занавеси. Вениамин рычал как львенок, братья возились в зале, и я впервые услышала, как они говорят по-таджикски. Складки занавеси уже не качались. Они стали неподвижными, как колонны. Я спросила Фатьму:

– Что ты читаешь?

– Коран.

Я подумала: «Не одинока ли я?» Бабочек в спальне стало больше. Две прилепились на стену, под потолком, а одна с легким однообразным шумом кружила возле лампы, иногда ударяясь об нее маленьким тельцем и отлетая к потемневшему окну, вдруг отражаясь в нем.

Вошла Зухра, она принесла зеленые пиалушки и заварной чайник на подносе; а за ней – Юсуф с большим жестяным чайником. Мы пили красный как дерево чай. Юсуф хлюпал, держа пиалу на растопыренных стройных пальцах. Фатьма взглядывала на него, вскидывая стальные белки, и морщилась. На ее руке лежала серая тень, как крыло огромной бабочки. Кожа у Юсуфа была оранжевая или розовая – поздний вечер не давал мне понять.

– Что делает Марина? – спросил Юсуф.

– Опять Марина! Меня замучил и Надю хочешь замучить?

Я испугалась, не догадывается ли Зухра.

– Мы стирали сегодня, потом спали…

…Вот она лежит на высокой кровати, не разделась, не накрылась, белые носки уже не очень чистые. На лице у нее – тюлевая накидка с толстых бабушкиных подушек. Это правда, и я знаю, что и Юсуф не может увидеть ее спящего лица, приоткрытых губ, маленьких и тугих.

– Потом Марина пошла к Ленке, а я к вам.

– Интересно, что она делает у Ленки. Фатьма, прочитай вслух, где ты читаешь?

Фатьма помедлила и произнесла торжественным глухим голосом:

– «Клянусь утром и ночью, когда она густеет…»

Колонны плотных складок в дверях раздались, и в спальню вбежал Вениамин. Он бросил в Зухру верблюжьим одеялом и крикнул:

– Мамка велела тебе…

– Знаю! Пошел отсюда!

– Сейчас он получит…

Юсуф сделал вид, что встает, его локти сверкнули как медные мечи, а Вениамин уже смеялся на кухне…

– Вон отсюда, быстро, я сказала! – кричит Шуре Марина, не поднимаясь из-за письменного стола и не отрывая от подбородка руки, которой подпирает голову.

– Когда я захочу, тогда и уйду.

Шура стоит на кровати и перебирает что-то на полке. У нее цыпки на коленках.

– Куда с ногами на кровать!

Марина хочет схватить сестру за ногу, но Шура перепрыгивает через спинку кровати, бросает Марине какую-то книжку в лицо и убегает. Марина гонится, Шура кричит в коридоре, я вижу тени сестер на пороге…

…Фатьма еще ниже склонилась над книгой. Ее пробор похож на серебряную нитку.

– Слышал, Юсуф, – сказала Зухра, – Антон Ковырялов поехал бычка сдавать и пропил. Танька сказала: «Вернется – зарублю. Не посмотрю, что дети, пусть меня сажают».

– Она болтает, – ответил Юсуф, – разве баба может убить?

Я сказала:

– Может. Отравить может запросто.

– Да, – сказала Фатьма. – Я могу, Юсуф.

– Где читаешь?

– «В тот день люди будут как разогнанные мотыльки, и будут горы, как расщипанная шерсть».

– Бабочки куда-то исчезли, – сказала Зухра.

– Они на ночь спрятались, – ответил Юсуф.

– Ночные бабочки живут только один день. Наверное, они спрятались куда-нибудь, чтобы умереть.

Сегодня, когда мы стирали и мокрые рубашки пузырились в корыте, Марина спросила:

– Если бы тебе надо было выбрать из родни, чтобы он умер, а иначе все умрут, кого бы ты выбрала? Себя нельзя.

– Я не всю свою родню знаю. Наверняка кто-нибудь сам хочет.

– А я думала, меня.