Луна убывает

– Я не собираюсь уподобляться твоему создателю. Он любит тебя как вампир свою жертву, самую вкусную, потому что родную по крови. Ведь в тот миг, когда мы поглощаем чужую жизнь, этот человек становится для нас самым близким. Эдгар видит в тебе исключительно свое отражение, продолжение его проклятого рода. Он никогда не посмотрит на тебя как на равную. Ты отдала ему кровь, подарила молодость, а сейчас делишься эмоциями, на которые он давно не способен. Эдгар пьет тебя, потребляет и ни капельки не ценит.

– Это неправда! – запротестовала Лаура. – Мы любим друг друга, у нас взаимное доверие, уважение…

– Ты и сама знаешь, что не являешься полноценной личностью, это угнетает тебя, – прервал поток ее красноречия Дугальд. – Ты просто его придаток, осколок его души, в котором он видит лучшую сторону себя. Если он узрит то, что его перестанет устраивать, такое зеркало недолго и разбить. Ты всецело зависишь от его воли и милости. Ваша интимная близость питает тебя, не так ли? Дарит какое-то особое блаженство?

– Мне не с кем сравнить, – смущенно замялась Лаура, – но с ним это не просто удовольствие, оно как слияние… Я словно растворяюсь, становлюсь его плотью и кровью, но при этом не теряю себя, а возрождаюсь, становлюсь сильнее.

– Неудивительно. – В стальном голосе Дугальда прозвучало презрение, и он отрывисто рассмеялся. – Пора тебе становиться самостоятельной девочкой, оборвать пуповину. Я обещал, что перевоспитаю тебя, и сделаю это во что бы то ни стало. Ты будешь свободной и независимой, разве это не предел мечтаний современной женщины?

Его жестокие слова ранили до глубины души, но казались правильными. Дугальд искусно дергал Лауру за ниточки ее эмоций и подводил к краю, за которым зияла пустота. Оступившись, Лаура оставляла свое настоящее в прошлом и сознавала это наравне с безысходностью. Она позволила себе усомниться в истинности собственных чувств. Червячок неуверенности упорно подтачивал колонны, на которых держался воздушный замок ее грез. И Лаура захотела наконец узнать правду, пусть даже ее счастье окажется самообманом и развеется, как мираж.

– Хорошо, – покорно выдохнула она, – я согласна. Выхода у меня нет. Давайте уже покончим с этим.

– Следуй за мной, – велел Дугальд и поднялся.

Дубовая панель вновь скользнула в сторону, и Лаура шагнула в кромешную тьму. Девушка на ощупь спускалась по знакомой лестнице, скорее угадывая, чем слыша бесшумные шаги своего мучителя, шедшего впереди. Беспросветный мрак вокруг больше не пугал Лауру: он клубился у нее в душе, обнажал нервы, путал мысли липкой паутиной.

Не зажигая на сей раз фонаря, они в молчании достигли лаборатории, где вовсю хозяйничал Жан-Рауль.

– Ты все-таки решилась, cherie[38], – сказал тот с благожелательной улыбкой. – У меня давно все приготовлено для тебя. Ложись и отдыхай. Ты когда-нибудь бывала на море? Так вот, сейчас ты уплывешь в глубины своего подсознания.

Стол, пугающе похожий на операционный, на сей раз оказался пуст. Жан-Рауль взял в руки ампулу, к которой была прикреплена бирка с надписью «Лорелия». Рядом стояла капельница, какая обычно бывает в больницах. Лаура улеглась на жесткий холодный стол и вытянула руку в сторону.

– Как долго это продлится? – уточнила Лаура безучастным голосом.

– Не знаю, – ответил Жан-Рауль, – может быть, час, а возможно, и пару дней. Сыворотка экспериментальная и доселе не испытанная на вампирах.

– А как же Джекки? – с тревогой спросила Лаура, пропустив мимо ушей информацию, что сыворотка может нести опасность.

Дугальд склонился над Лаурой, любуясь ее беспомощным видом и собственным отражением в зеркале ее широко распахнутых глаз.

– Пока я велю Шарлотте позаботиться о ней, она ни в чем не будет знать нужды, – сказал он с самодовольной улыбкой. – Спи спокойно, принцесса.

Лауре было неприятно смотреть на Темнейшего снизу вверх, как если бы она лежала перед ним раздетая, поэтому она решила сосредоточиться на эксперименте, игнорируя его присутствие. Повернув голову, Лаура отстраненно наблюдала, как игла вошла в сгиб ее локтя и алая жидкость потекла по трубочке в вену. Лаура почувствовала неприятное жжение, а затем ее мягким одеялом укрыла тьма. С годами воспоминание о смерти у Лауры потускнело, и она ощущала лишь легкое покалывание на месте укуса, когда погружалась в рассветный сон. Сейчас же она увидела все воочию, как будто с той поры не минуло тридцати лет.