Луна в Водолее

С другой стороны, возможно — к лучшему? Когда перспектива потери мужа замаячила перед Марией Сергеевной не как умозрительная абстракция, а в виде конкретной — из плоти и крови! — женщины, она уже не могла не задуматься всерьёз о последствиях своего беспардонного манкирования интимной стороной супружеской жизни. Задумалась. Да и как! Увы — ничего отрадного в голову Марии Сергеевне не приходило: благостные мечтания о постепенном изживании плотских похотей и — как это случалось во времена первых христиан! — их перерождении в чисто духовный союз рассыпались в прах перед тенью завлекающей Льва Ивановича земной полнокровной женщины. Молодой, красивой, ненавидимой, любострастной, грешной — святой! Так сказать, великореченской Афродитой!

И более: сами эти мечтания вдруг показались Марии Сергеевне в их настоящем свете — как отражение её потребности страдать и причинять страдания. Потребности, если верить Фрейду, в той или иной степени существующей у каждого из нас, но проявляющейся у всех по-своему: у Марии Сергеевны — в виде неодолимого соблазна постоянно умерщвлять свою плоть, наслаждаясь вытекающими из этого физическими и нравственными мучениями. Хотя самой женщине казалось, что удовлетворение она получает вовсе не от страданий, а искупая свой давний грех — убийство не родившегося младенца. Впрочем, культивируемое Церковью чувство изначальной виновности, зачастую чревато куда опаснейшими извращениями: даже — до умерщвления чужой, не пожелавшей мириться с идеологическим насилием, плоти.

Слава Богу, Марии Сергеевне до подобных крайностей было, вроде бы, далеко — хотя…

Своими мерзкими измышлениями Лукавый настолько мешал молитве, что женщина попробовала прибегнуть к открытому ею во вторник средству — стоянию на горохе — не помогло! На этот раз её душа никуда не воспарила, а онемение и боль в коленках сделались вдруг приятными сами по себе — безотносительно к богоугодному умерщвлению грешной плоти: что, разумеется, никуда не годилось, и Мария Сергеевна прервала это благочестивое упражнение — Господи! Не дай соблазниться Лёвушке какой-нибудь юной стервой! Охочей до чужих мужиков мерзавкой! Мечтающей выскочить замуж дрянью! Мой, Лёвушка, мой! Никому не отдам!

Казалось бы — нелогично. Последние несколько лет Мария Сергеевна вела себя так, будто задалась целью добиться разрыва с мужем — но! Искать логику в человеческих поступках — не смешите кур, господа хорошие! Смешанные с желанием повелевать чувство вины и потребность в страдании — да это такой коктейль, от которого впору закружиться не обыкновенной женской головке, а голове не в пример более умудрённой — от корки до корки усвоившей содержимое нескольких немаленьких библиотек! И, стало быть, нет ничего удивительного в просьбе Марии Сергеевны, уберечь мужа от чар какой-нибудь гнусной великореченской соблазнительницы: ведь её стремление преобразовать плотскую связь с Лёвушкой в духовный союз, несомненно — Добро, а постельные происки неведомой интриганки, разумеется — Зло. А уж если этой мерзавке удастся разлучить её с мужем — то Зло Абсолютное.

Однако на Нечистого подобные доводы не производили должного впечатления, и он, выждав когда Мария Сергеевна, встав с молитвы, наведёт в квартире идеальную чистоту, принялся за своё: