Луна в Водолее

Если бы Лев Иванович судил только по одному «Распятию», не видя «Цыганки», — кстати, а почему такое подчёркнуто нейтральное название? зная о пристрастии Гневицкого к некоторой «романтической» вычурности, можно было бы предположить что-нибудь вроде «Вечной Женственности» или на, худой конец, «Юной Дьяволицы»? — Окаёмов не сомневался бы: прорыв к Свету. Однако теперь, зачарованный открывшейся бездной, астролог не взялся бы с уверенностью судить о природе этого света: горнее сияние или адский пламень? Или — а ведь очень возможно! — парадоксальное соединение и того и другого?

— Признайся, Лев, зацепило?

Замечтавшийся Окаёмов совершенно не обратил внимания на подошедшего Михаила и, вздрогнув от неожиданности, стал собираться с мыслями для ответа, но нетерпеливый художник предупредил возможный ответ:

— Я за тобой наблюдаю минут, наверно, пятнадцать. Понимаешь, не хотел мешать — думаю, осмотришься сам, тогда я и подойду. Но вижу: прилип. От «Цыганочки» — никуда. Стало быть — зацепила… да… Вот что, Лёва, давай-ка выйдем лестницу. Перекурим чуток, потолкуем, потом ты осмотришь всю выставку, а после уже вернёшься к этой чертовке. А то если сразу на ней зациклиться — ничего толком не разглядишь. Кстати, здесь у Лёхи ещё две работы подобного плана. Портрет одного чудика и нечто — вообще! Стояла у него на мольберте, на мой взгляд, законченная — хотя… ладно! Увидишь! В последнем зале, здоровенная — метр семьдесят на два с половиной — мы её, значит, назвали «Фантасмагорией». Сам понимаешь — условно. Лёха-то не успел, вот и пришлось нам придумывать… Но её лучше — в самом конце. Когда уже осмотришь всё остальное. А сейчас — необходимо по паре затяжек… На лестнице, Лев — пойдём?

В дверях их перехватила Танечка:

— Мишка, зараза — я с вами! Мы, женщины, вам, алкоголикам, Лёвушку на растерзание не отдадим. Ни я, ни Оля, ни Валентина! Возвратим жене в целости и сохранности. А то ведь — как пьёте вы — ни один нормальный человек и двух дней не выдержит: сгорит живьём! А ты, Лёвушка, — предваряя возможные возражения, артистка обратилась непосредственно к астрологу, — не рыпайся! Веник, знаешь, можно измочалить не только об Мишкин, но и об твой хребет! Особенно — с помощью Валентины. Так что, мальчики, — не справившись с ролью «мегеры», прыснула Танечка, прикрывши ладонью рот, — я теперь от вас — никуда!

Чтобы не тесниться на лестничной площадке, Окаёмов захотел покурить на улице, но Михаил и его, и артистку завёл в находящуюся на первом этаже большую, тёмную комнату.

— Остатки нашей союзной роскоши. Всё остальное на первом этаже посдавали, а эта окнами во двор — не выгодно. Так что, Лёва, по две затяжечки.

— Мишка, сволочь, я так и знала! Не зря увязалась с вами!

— Конечно, Танечка. А я разве — против? Мы ведь — и правда… Закуривай, Лев, закуривай… Где эта чёртова пепельница?..

Окаёмов закурил и только-только собрался сказать, что до послевыставочного банкета относительно алкоголя он пас, как художник извлёк откуда-то бутылку шампанского и неожиданно обратился не к астрологу, а к артистке:

— Танечка, ты ведь скоро уходишь и на банкете не будешь — да? Так вот — за открытие Алексеевой выставки тебе необходимо выпить сейчас. Хотя бы — бокал шампанского.

Пока Михаил разливал вино, Танечка, глянув на часы, увидела, что ей действительно пора в театр и, выпив за успех выставки Алексея Гневицкого, заторопилась.

— Всё, мальчики, побежала. И знаешь, Миша, очень прошу, Льва после банкета к себе не тащи. Ко мне или к Валентине. И ты, Лёвушка… сам не маленький… лучше всё же — ко мне…

Когда Татьяна ушла, Михаил задумчиво заметил: «Славная баба… правда, с большими заскоками, но… кто без причуд?.. свои «тараканы» шевелятся в башке у каждого…»

Возвратившись на выставку, Окаёмов — по совету художника — прошёл мимо «Цыганки» и стал, не спеша, рассматривать развешанные в большом зале картины. Вернее, сначала, выйдя на середину просторного помещения, астролог попробовал окинуть взглядом всю экспозицию, но от многоцветья зарябило в глазах, и Лев Иванович отказался от этой, поначалу показавшейся соблазнительной, идеи: как же! Знаток нашёлся! Эдак небрежно позыркаешь туда-сюда глазами — и тут же оценишь! «Супер», мол, или лажа! Прямо, как твоя Мария Сергеевна! Нет уж, дружочек, давай-ка вот с этого краешка — внимательно, помаленечку, не торопясь.