Лунные кружева, серебряные нити

— Ежели уж совсем некуда — возвращайся. Я на тебе женюсь. Серьёзно. Хочешь? Ты — пригожая, и фигурка что надо — высокая, тонкая, и ноги длиннющие — у нас таких девиц не водится. Только мне не по нраву, что глаза у тебя светятся, как у волка, нет, даже хуже — точно у привида…

— Боюсь, мы с твоей мамулей не уживёмся. Но обещаю подумать над предложением… Ну, чего сидишь? Я так быстро думать не умею.

— Ладно, пойду я. Спи…

Только он вышел и притворил за собой скрипучую дверь, я забралась повыше на утрамбованное ароматное сено, постелила плащ, под него забросила башмаки и растянулась, разбросав руки и ноги, аки звезда.

«И почему у меня глаза светятся? Может, хворь какая? Нет, вижу я отлично. Сейчас, в кромешной тьме, могу сосчитать балки на потолке, различаю каждую сухую травинку в сене, ясно вижу висящий на противоположной стене хомут, лежащее на пустой бочке седло и другую упряжь. Ладно. Это не самое главное. Что делать завтра и куда идти — вот о чём нужно подумать».

Думать долго не пришлось, потому что вскоре я услышала голоса во дворе и приближающиеся шаги. Дверь со скрипом отворилась. Покачиваясь, вошли двое мужчин и стали забрасывать к стене косы и грабли.

— Кетрусь! Чего кидаешь? Ровно прислоняй! — раздался хриплый голос.

— И так сойдёт, — ответил второй, тоже низкий и нетрезвый.

— Я те дам, охламон! Сойдёт ему! Ну, чё? Пойдём завтра?

— Не знаю, батя. Выспимся — там видно будет.

— Ох, и хорошая ж горелка у Белояра! Посля работы — самое то! О! Мы ж ещё за короля нашего тост не казали, сгоняй-ка в хату, возьми чего, тока чтоб мать не видела.

— Не буду я за короля!

— Как не будешь? Обижаешь.

— Не буду и всё. Чего он к галтам поганым лезет?

— Ты, Кетрусь, не прав, слушай батьку. Король наш знает, чаво делает.

— Не знает. И ты, батя, не знаешь. А коли война начнётся? Я воевать не пойду. Дело — дрянь, вот помянёшь моё слово, когда окажемся в… — не успел он договорить, как отец с размаху двинул его по затылку, даже гул пошёл.

Дитятко ненаглядное, недолго думая, развернулось и врезало ему здоровенной ручищей в бородатую рожу. Началась потасовка. Мне было весело наблюдать за ними, даже интереснее, чем за обученными собачками, прыгающими через обруч. И когда батя вконец разошёлся и огрел любимого сыночка бревном, тот повалился на сено и сразу захрапел. Отец постоял с минуту, почесал в лохматом затылке и нетвёрдой походкой отправился в хату, спать. Представление окончилось.

Повернувшись на другой бок и подложив руку под голову, я только собралась засыпать, как снизу донёсся жуткий храп. Тогда я вытащила из-под плаща башмак и, пользуясь отличным ночным зрением, запустила его прямо в Кетруся, что возымело немедленное действие.

Спала я просто отвратительно: во сне скрывалась от каких-то преследователей, перебегая от дерева к дереву, спотыкалась и путалась в длинном платье… Ветви больно хлестали меня по лицу, путались в волосах, и силы уже на исходе… Затем отчего-то привиделись весёлые беззаботные музыканты, потешно прыгающие собачки и пляшущая полуобнажённая девушка с рыночной площади.

ГЛАВА 2

Бродячий глупец лучше сидящего мудреца.

(воларская народная поговорка)

Проснувшись на рассвете, я была абсолютно уверена в том, что следует без промедления отправиться к шатру с музыкантами. Осторожно спустившись с горы сена и вытащив из объятий Кетруся свой башмак, я выскользнула со двора в надежде, что Гастомысл не слишком будет обижаться, что не заглянула попрощаться.

Добравшись до площади, я застала уже собирающихся в путь комедиантов. Краснощёкий пожилой мужчина запрягал пару гнедых лошадей, остальные складывали в яркую кибитку нехитрые пожитки.

— Подождите! — я добежала до кибитки и положила руку на спину лошади. — Возьмите меня с собой!

Все молча уставились на меня. Мужчина с минуту помолчал, критически осматривая меня, и спросил:

— А что ты умеешь?

— Не знаю, а что нужно?

Парни заулыбались, с любопытством рассматривая меня.

— По канату ходить или фокусы показывать, — продолжал мужчина. — Или ещё что-нибудь эдакое, на что публика захочет глазеть и платить.

— Фокусы? — я дотронулась до его руки. — Тебя давно мучает ревматизм и колено. Жена давно покинула тебя, отойдя в иной мир. Всё, ради чего ты живёшь — это твоя дочь.

— Твоя правда. А будущее видишь?

— Не уверена. Но точно могу сказать, что вскоре вас с дочерью ожидает приятное и весёлое событие.

— Весёлые события у нас каждый день. Что ж, ладно, садись в кибитку. Посмотрим, если за твой талант будут платить, останешься.

Наконец все погрузились, и мы тронулись. Лошадьми правил Володримей — самый старший и уважаемый человек, он же являлся отцом Ветраны — хорошенькой смазливой девушки, умеющей петь, танцевать, играть на нескольких музыкальных инструментах и обучать несложным трюкам собачек, костюмы которым она также шила сама. Трёх парней звали Полемон, Вьюр и Галтей. Кроме исполнения музыки, они жонглировали, чем придётся, и выписывали акробатические кульбиты.

— Ну, а тебя как звать? — поинтересовался один из парней, когда мы дружно кивались из стороны в сторону, проезжая по городским улочкам.