Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

– Думаю, не стоит тебе на этот счет волноваться. Я нисколько не сомневаюсь, что мы никогда больше не услышим о маленьком лорде Фаунтлерое ни с Кара-Богаз-Гола и ни откуда-нибудь еще. Ах да, должна тебе сказать, что ему очень понравились твои брюки.

– Ну и ну, – сказал Марк. – Оказывается, тут мы с ним сходимся во вкусах. Вы собираетесь слезать со скалы? Знаю, у нас тут очень тесно, но гарантирую, что Ламбис доставит вас в целости и сохранности, а Колин приготовит потрясающее какао.

Фрэнсис улыбнулась им троим.

– Так это – Ламбис, а это – Колин. Мне не верится, что мы до сих пор не были знакомы, кажется, я вас так хорошо знаю.

Она протянула руку, Марк спрыгнул на гряду и помог ей подняться.

– Спасибо, Персей. Так это, Никола, и есть твой Марк?

– Да, а что? – сказала я.

Гончие псы Гавриила

Посвящается Элен Кинг

Предисловие автора

В основу этой истории легли биографические факты из жизни леди Эстер Стэнхоуп. Мне хотелось бы выразить свою признательность Дафти как автору «Путешествий по Аравийской пустыне», а также Робину Феддену за его великолепную книгу «Сирия и Ливан».

Пожалуй, нелишне сделать еще одно замечание. В повествованиях подобного рода различных официальных представителей обычно называют не по имени, а по занимаемой должности. Любые ссылки на правительственные учреждения, членов кабинета министров, сотрудников пограничных служб и т. п. приводятся исключительно из литературных соображений и не имеют отношения к каким-либо конкретным лицам. Более того, хотя долина Адониса действительно существует, Нахр-эль-Сальк с ее деревней и дворцом Дар-Ибрагим являются плодом авторского вымысла.

Выражаю также свою признательность всем моим друзьям от Эдинбурга до Дамаска, оказавшим мне бескорыстную помощь в написании этой книги.

Глава 1

Не услышишь ты в нем болтовни.

Там источник проточный,
Там седалища воздвигнуты,
И чаши поставлены,
И подушки разложены,
И ковры разостланы[52].

Коран. Сура 88

Я встретила его на улице под названием Прямая.

Сжимая в охапке тяжелые рулоны шелка, я вышла из сумрачной глубины лавки под ослепительное сияние дамасского солнышка. Сначала я ничего не заметила, потому что солнце светило прямо мне в глаза, а он стоял в тени, там, где Прямая улица ныряет в полутемный туннель под высокой крышей рифленого железа.

Базарная площадь была полна народу. Какой-то турист остановился передо мной, чтобы сделать снимок. Толпа веселых юнцов продефилировала мимо, осыпав меня потоком радостных арабских приветствий, из которого я уловила лишь бесчисленные «мисс», «привет» да «пока». Протрусил серый ослик с вьюком овощей в три раза больше его самого. Лихое такси просвистело так близко от меня, что я невольно отступила на шаг в двери полутемной лавки, и торговец бережно придержал рукой драгоценные рулоны шелка. Взревев сиреной, такси вильнуло в сторону, обогнуло ослика, рассекло, как корабль рассекает волны, толпу оборванцев и, не сбавляя скорости, устремилось в тесный, как бутылочное горлышко, просвет, где улица, стиснутая рядами прилавков, резко сужается.

Тогда-то я его и увидела. Он стоял, склонив голову, возле прилавка ювелира и вертел в руках какую-то позолоченную безделушку. При звуке сирены он поднял глаза и проворно шагнул с дороги, переместившись из полутьмы на яркий свет. У меня екнуло сердце – я его узнала. Я слышала, что он обретается где-то в этих краях, и не находила ничего странного в том, чтобы встретить его в центре Дамаска, но все равно стояла, тупо разинув рот, и глядела на чеканный профиль, который не видела четыре года, но тем не менее тотчас же узнала, словно была готова к неминуемой встрече.

Заскрежетав коробкой передач и издав еще один пронзительный рев, такси исчезло в черном горниле базарных рядов. Пыльная, раскаленная улочка опустела. Один из рулонов шелка выскользнул у меня из рук. Я успела подхватить его за миг до того, как пышные алые каскады обрушились в дорожную пыль. Он обернулся, заметив, должно быть, краем глаза яркую цветовую вспышку и мой быстрый жест, и наши взгляды встретились. Его глаза широко распахнулись от удивления, он бросил позолоченную безделушку обратно на прилавок ювелира и, не обращая внимания на сердитую брань продавца, что-то кричавшего ему вслед на ломаном английском, направился ко мне. Годы покатились вспять быстрее, чем рулон алого шелка. С давно знакомой интонацией, которой маленький мальчик ежедневно приветствовал свою еще меньшую годами поклонницу, он бросил:

– А, привет! Это ты?

Я больше не маленькая девочка, мне уже двадцать два, а это всего-навсего мой кузен Чарльз, которого я, разумеется, давно перестала боготворить. Мне почему-то казалось, что я должна поскорее дать ему это понять. Я попыталась подражать его небрежному тону, но сумела изобразить лишь идиотскую непрошибаемую бесчувственность.

– Привет. Здорово, что ты здесь. Ну и вырос же ты!