Тетя Мона уступила, хотя и без всякой радости, и, пока я пыталась понять, что же, собственно, произошло, мы поднялись еще на два пролета и вышли на крышу, если ее конечно же вообще можно было таковой назвать. На небольшом пространстве теснились деревья в кадках, джакузи и садовый обеденный стол с грилем. Стеклянное ограждение по периметру одновременно служило преградой ветру и открывало гостям прекрасный вид на берег и озеро, на волнах которого дюжинами покачивались суденышки.
За все эти годы я повидала немало галеристов, тетя Мона то и дело таскала меня на всякие инсталляции. Большинство из них принадлежали к верхушке среднего класса и были куда более состоятельными по сравнению с художниками, которых они представляли. Но ни один не был таким, как мужчина перед нами.
Шарковски был невысокий, коренастый, средних лет мужчина с уже наметившейся лысиной и чрезмерно загорелой кожей. Он либо проводил кучу времени на пляжах в жарком климате, либо пользовался солярием. И вся эта загорелая кожа очень бросалась в глаза из-за распахнутого кимоно, под которым виднелись голая грудь, брюшко и шелковые семейные трусы.
Он протянул вперед руки и громогласно изрек:
– Мона, дорогая.
– Привет, Шарки, – ответила она, подставляя для поцелуя обе щеки.
На каблуках тетя возвышалась над ним на добрых пару дюймов.
– А ты тут все переделал.
– Да, пару месяцев назад выстроил здесь на крыше патио, – сказал он, обводя рукой серый городской пейзаж, – лучшего вида и желать нечего. На противоположном берегу озера университетский квартал.
Он похлопал по переносному массажному столу у джакузи. Расположившийся рядом садовый обогреватель разгонял холод.
– Заранее прошу меня простить. Через полчаса у меня сеанс массажа, так что долго я говорить не смогу. У меня проблемы со спиной.
– Прискорбно такое от тебя слышать, – сказала Мона, нахмурилась и сверкнула в его сторону шокирующе яркой, кричащего цвета помадой, – но нам много и не надо. Это моя крестница Берди, а это ее друг Дэниэл.
Пожимать его руку я не пожелала. В нем было что-то неприятное и раздражающее. Может, все дело было в том, что он в ожидании массажа, похоже, уже намазался маслом. Поэтому я сложила на животе руки и поприветствовала его кивком головы, в то время как Дэниэл ответил ему крепким мужским рукопожатием.
– Прошу вас, располагайтесь, – сказал он, сел на садовый стул из ротанга и закинул на голую коленку обутую в сандалию ногу. – Мона, скажи, над чем ты сейчас работаешь?
– Да так, по мелочам, сегодня одно, завтра другое, – ответила она, усаживаясь напротив него, – ничего столь выдающегося, как «Юный Наполеон».
– Да, это полотно превзойти действительно трудно.
Его улыбка смотрелась бы вполне уместно на стоянке подержанных автомобилей. Подобных высот в мире искусства человек достигает благодаря любви не столько к самому искусству, сколько к деньгам. Поэтому от Шарковски, с одной стороны, веяло флюидами скользкого торгаша, а с другой – неряшливого светского льва. А когда мы с Дэниэлом сели на скамью и получили нелицеприятную возможность лицезреть, что у него под кимоно, элемент неряшливости укрепился еще больше.
– Я всегда буду тебе благодарна, что ты пристроил эту мою работу в хорошие руки, – сказала тетя Мона.
Он пожал плечами, будто желая сказать: «О чем ты, это же моя работа».
– Когда будешь готова заработать побольше денег, я отправлюсь на остров и посмотрю, над чем ты трудишься в своей фантастической маленькой студии.
– Ты будешь первым, кому я позвоню, – сказала она.
Но тоном, которым обычно говорят: «Я перережу тебе горло».
Что, черт возьми, между ними происходит? Я посмотрела на Дэниэла, который ответил мне столь же вопрошающим взглядом.
После напряженной паузы Шарковски ответил:
– Ладно, давай к делу. Ты говорила, ребятам надо что-то там перевести.
Я порылась в сумочке и вытащила копию страницы, которую отксерила на работе. После того как Дэниэл в ответ на мое предложение приехать сюда встревожился, я решила таблицу убрать, а арт-дилеру показать только шапку. В конце концов, там был всего лишь перечень имен и дат, в котором мы могли разобраться и сами. От него же требовалось перевести название компании.
– Вот, – сказала я и протянула ему лист бумаги, – мы надеялись, вы сможете сказать нам, что это означает.
Шарковски взял очки для чтения, лежавшие на книге, которую он перед этим читал, надел их и бросил на бумагу взгляд:
– Здесь название и адрес компании из Одессы.
– Это которая в Техасе? – спросила тетя Мона.
– Нет, которая в Украине, – ответил он и бросил на нее поверх очков не лишенный осуждения взгляд.
Затем прочел адрес, который Дэниэл тут же быстро вбил в телефон.
– Компания называется ЗАФЗ. Как это расшифровывается, я вам сказать не могу, но сейчас, когда все можно найти в Интернете, вы наверняка и сами это без труда узнаете.
– Что-то еще вы сказать можете? – спросила я, пока Дэниэл хмуро пялился в телефон.
– Напечатали бумагу две недели назад. Кроме того, здесь написано «Иванов» – это фамилия. Но кем бы он ни был, здесь приводится его должность. Фасилитатор.