Львица

Кериан находил это странное смешение времен года странно тревожным. Она не могла себе представить, как они отмечают время под горой, где Луна не светит и солнце не встает.

Пока она смотрела, люди огромного подземного города ходили взад и вперед, мужчины, женщины и бегающие дети занимались своими повседневными делами. Один ребенок остановился, дергая мать за юбки и показывая пальцем.

- Мама!- воскликнула она, широко раскрыв карие глаза над пухлыми румяными щеками. “Ты только посмотри! Эльф за дверью!”

Женщина-гном поспешно утихомирила ребенка. Она быстро отвернулась, но не раньше, чем другие проходящие мимо заметили и пробормотали это зрелище. Эльф у дверей двора Танов!

“Ничего хорошего из этого не выйдет, - пробормотал пожилой мужчина.

“Ничего, кроме неприятностей, от этих эльфов", - фыркнула Серая дама рядом с ним. - Посмотри на нее, она одета как грабитель, вся в пыли и грубой одежде. Ходит вокруг и что-то ищет. Они всегда такие, эти эльфы.”

Чувствуя себя попрошайкой у ворот, Кериан была достаточно возбуждена, чтобы это позабавило ее, и проскользнула в сверкающие медные двери.. Шагнув в более безопасную тень, криво усмехнувшись, она подумала: "Вот так-то лучше". День Торбардина может пройти без помех при виде меня.

За эти несколько шагов Кериан успел перебраться из одного мира в другой. За дверью мир гномьей жизни продолжался так же, как и в любом другом городе. За дверями, скрытыми в их тени и отделенными от бормочущих танов, которые не видели ее, Кериан ощутила просачивающуюся тоску по Квалиносту, где у нее когда-то было место. Она была служанкой в доме сенатора, смеющейся девушкой, у которой было время для кабаков, песен и танцев. Песня города за дверью была словно вздох из того прошлого времени, и внезапно она почувствовала себя одинокой. Они любили свой город, гномы Торбардина. Они любили его как опору, дающую воздух, воду, пищу. Они любили его, как эльф любит свой лес.

Притихшая в тени, напрягая слух, чтобы уловить, что она может уловить, какое движение мысли она может уловить, Кериан стояла очень тихо. Гномы спорили так, словно провели за этим занятием всю ночь, некоторые Таны решительно возражали против предложения короля эльфов, другие советовали соблюдать осторожность.

“Но это не значит кричать” Нет, Доррин", - сказал гном с акцентом из южной части королевства. “Это просто значит, что ты слушаешь и думаешь.- Кто-то еще засмеялся, громкий раскатистый звук, и грохот дискуссии возобновился.

Они разделились, подумал Кериан. Они разделились на три лагеря: те, кто не захотел принять во внимание даже малейшую часть просьбы Гила, те, кто считал себя дураками, проигнорировав ее, и те, кто хотел больше времени слушать и думать. В данный момент, по ее подсчетам, в последнем лагере их было больше, чем в двух других. Это, подумала она, предвещает хорошее-или, по крайней мере, не плохое.

Из своего укрытия она оглядела зал Совета при дворе Танов. Она стояла под высоким мраморным потолком, окруженная мраморными стенами, ее ноги ступали по холодному мраморному полу. Это место было чудом каменного искусства, и сам мрамор струился, как гобелен, с розовыми и серыми прожилками, черный на полу, белоснежная лестница поднималась к помосту, где стояли высокие кресла всех танов и трон Верховного короля.

В этот зал со временем приходили мужчины и женщины всех рас-эльфы, гномы и люди, в дружбе и на войне, как просители и дарители милостей. Сердце Кериан затрепетало. Во время войны копья собственный отец Гила, легендарный Танис полуэльф, сам пришел сюда вместе с жительницей равнин Золотой Луной, которая принесла Кринну благословение богини, святой Мишакаль. Выглядя как нищие, Танис и Золотая Луна стояли как герои и укололи совесть совета дварфов, чьим самым заветным желанием было закрыть ворота Торбардина и позволить всему миру умереть от драконов, если это так.

В те дни правил Хайлар Тан, был не король, а слуга, верный и ожидающий знака, что истиный король вернется к дварфам. Кериан вспомнила историю семьи своего возлюбленного, и ей стало интересно, знал ли угрюмый Гном Хайлар гнома из "Зайца и Гончей", который теперь возглавлял бар в "Проклятии Станаха", этого беспокойного управляющего.

Она слушала, тихо дыша, прикидывая, как перекидываются потоки раздоров между Танами.

Торбардин. Все это пахло как давно заброшенный храм, а вид увядшей славы - как последний призрачный запах древнего ладана. Куда бы она ни посмотрела, всюду виднелись шрамы еще не забытой войны.

Позади нее раздался грубый, как гравий, голос: "Ну, как там выразился наш добрый старый король Дункан? Ах да: пусть камень помнит, и пусть все наши размышления в этом месте будут подкреплены.”

Кериан испуганно обернулась. Ее рука потянулась к ножу, висевшему на поясе, но тут же опустилась, когда она увидела веселый блеск в глазах гнома, подкрадывавшегося к ней сзади. Борода и волосы у него были серо-стального цвета, но глаза сияли юношеским светом. Он был не так стар, как казался. "Старше, - подумала она, - чем все его годы".