Кроме крутого нрава, судьба дала ей еще один удивительный дар – Калисто умела рисовать так, как не умел никто. Она рисовала с самого детства. Бывало – возьмет уголек и примется чертить что-то на беленой стене сарая. Отец уже соберется прикрикнуть на нее за то, что портит домашнее имущество, а потом как поглядит на выходящие из-под руки Калисто высокие обрывистые берега, укромные бухты и уплывающие вдаль корабли, так и засмотрится, так и забудет, что хотел наказать дочь.
Многих парней пленяла Калисто своей красотой, многие приходили к ее отцу просить руки дочери. Но только одного полюбила она всем сердцем – Ибрагима, парня из турецкой семьи, что жила по соседству. Ибрагим был хорош собой – высокий, стройный, с широкими плечами, сильными загрубевшими от работы руками. Он мог подхватить Калисто с земли и кружить, кружить в воздухе бесконечно, а потом, так и не запыхавшись, поставить на землю. Ибрагим был рыбаком, как и я. Каждое утро уходил он в море, Калисто же провожала его в едва теплящихся рассветных лучах, держала за руку и давала напутствие, чтобы вернулся он невредим.
Однажды налетел страшный шторм, много рыбачьих лодок прибило к берегу, расколотыми в щепки. Много рыбаков погибло. А Ибрагим пропал – не вернулся ни к вечеру, когда шторм утих, ни назавтра. Мать его выплакала все глаза, отец ходил чернее тучи. И лишь Калисто, спокойная, уверенная, продолжала выходить на берег и вглядываться в горизонт.
– Он не погиб, я знаю, – отвечала она. – Он вернется ко мне, ведь он обещал.
И только все чаще рисовала горбоносый профиль Ибрагима – то карандашом на листе, то краем морской раковины на песке.
Только через неделю вернулся Ибрагим, когда родня уже была готова совершить по нему джаназа-намаз – поминальную молитву. Калисто стояла на берегу, и море ласкало волнами ее босые ноги, а ветер трепал медовые кудри. Приложив ладонь к глазам, она вглядывалась в линию горизонта и вдруг радостно вскрикнула:
– Вон он! Плывет! Ибрагим!
– Господь с тобой, доченька, – охнула мать Калисто, пришедшая уговорить дочь смириться с утратой и вернуться домой. – Разум твой помутился. Там ничего нет.
– Нет, есть, есть! – упрямо качала головой Калисто.
И действительно, через некоторое время вдалеке показалась лодка. А вскоре уже можно стало рассмотреть Ибрагима, улыбающегося и машущего своей возлюбленной. Не успел он спрыгнуть с борта в воду, как Калисто кинулась к нему, обхватила руками шею, прижалась всем телом и заплакала. Только тут ясно стало всем, чего стоили ей эти семь дней, сколько сил потребовалось хрупкой девушке, чтобы не поддаться отчаянию и не поверить в гибель возлюбленного.
Позже Ибрагим рассказал, что лодку его штормом выбросило на берег в окрестности Айвалыка, а сам он ударился головой и потерял сознание. Какая-то местная старушка подобрала его, выходила, а муж ее помог ему починить лодку. Вот почему он так надолго задержался.
После этого случая родители Калисто и Ибрагима, хоть и не были в восторге от их связи – все же мусульманин Ибрагим решил взять в жены иноверку, христианку, – осознали, как велико чувство, связавшее их детей, и дали им разрешение пожениться. Конечно, по религиозным традициям они сочетаться браком не могли, но родственники согласились на гражданскую церемонию в мэрии.
Семьи начали готовиться к свадьбе. Уже назначен был день, приглашены родные с обеих сторон. Братья Калисто, хоть и противились происходящему, подчинились воле отца и помогали в организации торжества. Мать девушки шила ей белоснежное кружевное платье с летящей юбкой. Однажды Ибрагим пришел без предупреждения и, заглянув в комнату, увидел Калисто, стоящую у зеркала в свадебном платье – еще не готовом, скрепленном кое-где булавками. Невеста была так прекрасна, что у юноши перехватило дыхание.
– Ты хороша так, что больно смотреть, – прошептал он. – Как же я счастлив.
Но Калисто, услышав его голос, испуганно вскрикнула и бросилась в другую комнату. А мать девушки, вбежавшая на шум, изменилась в лице и покачала головой:
– Не к добру это, что ты видел свою суженую в свадебном платье до церемонии. Быть беде.
Ибрагим, считавший себя современным парнем, не верящим в древние предрассудки, лишь посмеялся и принялся уговаривать Калисто не обращать внимания на случившееся.
– Сама подумай, – заверял он, поднося руку девушки к губам и нежно целуя ее пальцы, – что сможет нас разлучить? Люди? Мы не позволим им встать между нами! Нужда? С тобой мне не страшны никакие невзгоды. Смерть? – Он со смехом погрозил кулаком куда-то в пространство: – Да пусть только сунется, беззубая! Уж я ей покажу!
Калисто лишь теснее прижималась к нему, но ничего не отвечала.