Львы умирают в одиночестве

Я согласилась. Он подал мне руку с этакой простодушной любезностью, помог подняться и повел по мощенной камнем деревенской улочке вниз, к пляжу, к пристани, где тихонько покачивались у берега рыбачьи лодки. Дойдя до пляжа, я разулась и пошла по песку босиком, он же взял мои сандалии и понес их, сцепив ремешками и перекинув через запястье.

– Вы спрашиваете, к добру или не к добру было то, что Ибрагим сдержал обещание, – продолжил свой рассказ Костас. – Но кто мы такие, чтобы судить? Ведь оценивать, хорош или плох был какой-то поступок, может лишь тот, кто хотя бы примерно представляет себе, для чего люди вообще живут на земле, вам не кажется? Можно точно сказать, что решение Ибрагима на тот момент принесло ему и его возлюбленной много боли и страданий. Но ведь были у него и более отдаленные последствия! И кто знает, не ради них ли все это и произошло? К тому же Ибрагим – такой, каким его создала природа – просто не мог поступить иначе.

Оказавшись здесь, на Хиосе, Калисто очень тосковала. Все было для нее непривычным – новый дом, в котором поселилась семья, новые люди, другие обычаи. Но более всего девушку, конечно, угнетала тоска по Ибрагиму. Родители пытались отвлечь ее, отец даже предлагал поднакопить денег и отправить ее в город учиться живописи. Но Калисто не соглашалась. Ей ничего было не интересно без Ибрагима, только о нем были все ее мысли. Часами просиживала девушка на берегу, вглядываясь в линию горизонта – не покажется ли вдалеке лодка Ибрагима, не пристанет ли к берегу корабль, с которого спустится ее суженый.

– Не жди зря, дочка, – уговаривала ее мать. – Он не приедет. Его сюда не пустят. Видишь же, что творится между нашими народами. Люди совсем сошли с ума от злобы.

Но Калисто упрямо качала головой:

– Ибрагим найдет способ. Он приедет ко мне, даже если между нами выставят тысячи преград.

Неподалеку от селения, где обосновалась семья Калисто, находилась небольшая каменная церковь, очень древняя, пребывавшая в запустении. И вот Калисто договорилась со священником, что будет работать в ней, подновлять древние фрески, да и просто белить стены. Своего стремления она не объяснила, но, должно быть, это было что-то вроде обета – если она будет усердно трудиться, восстанавливая старинные росписи, Ибрагим к ней вернется. В деревне девушку и так считали блаженной, поэтому ее решение ни у кого удивления не вызвало – так, посмеивались вслед: опять эта юродивая пошла малевать свои рисунки.

И вот однажды ночью Калисто проснулась от того, что в окно ее спальни стукнул камешек. Сердце ее радостно забилось, она подскочила с постели, подбежала к окну и увидела внизу, под домом, Ибрагима. Он все же приехал, все же сдержал обещание!

Вне себя от радости, Калисто едва не вскрикнула, но Ибрагим поспешно приложил палец к губам. И девушка, сообразив, что ему грозит опасность, как была, в ночной сорочке и босиком, тихонько, чтобы не разбудить родителей и братьев, спустилась во двор и упала на грудь своему возлюбленному.

– Видите, вон там, маленькая бухта? – спросил Костас, махнув рукой куда-то вперед.

И я, приглядевшись, различила в сумерках пустынный уголок пляжа, укрытый с обеих сторон крупными камнями.

– Вот туда и отправились влюбленные. Калисто дрожала от холода, и Ибрагим накинул ей на плечи свой свитер.

– Почему мы не остались в доме? – упрямо спрашивала она. – Я бы настояла, я бы не дала братьям тебя выгнать. Я такой же член семьи, как и они, пускай считаются со мной. Я уже один раз подчинилась их воле и уехала, но больше не отступлю.

– Милая, – качал головой Ибрагим. – Мне нельзя здесь находиться.

Ибрагим рассказал своей суженой, что не мог получить разрешения на въезд в Грецию. Его, молодого турка, не хотели сюда пускать, подозревая в том, что он может быть причастен к произошедшим в Стамбуле беспорядкам. И тогда Ибрагим договорился с капитаном торгового судна, направлявшегося на Хиос, и тот, на свой страх и риск, тайно провез его через морскую границу в трюме.

– Если кто-то увидит меня здесь, донесет в полицию, меня схватят, – объяснял Ибрагим. – Я приехал лишь в последний раз увидеть тебя, а завтра уплыву вместе с торговым судном.

– Тогда я уеду с тобой! – решительно заявила Калисто. – Мне все равно, что скажут.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – пытался возражать Ибрагим. – Я же не смогу жениться на тебе, привести тебя в дом. Теперь, после всего, что произошло, моя семья тебя не примет. Со своими родными тебе тоже придется порвать. Что мы станем делать? Скитаться по свету? Я простой рыбак, я больше ничего не умею. Мы станем нищими изгоями, как я могу обречь тебя – юную, нежную девочку – на такое? Давай лучше простимся сейчас, и ты пойдешь своей дорогой.

– Я уже попробовала жить без тебя и больше ни за что к этому не вернусь, – твердо сказала Калисто. – Мне все равно, что будет. С тобой я приму любую ношу, любую нужду. Я вынесу все, не думай, я сильная. Посмотри, какие у меня руки. Знаешь ли ты, что я часами расписывала стены в церкви Святого Тита, чтобы бог сжалился над нами и дал нам встретиться?