Лысогорье

И тотчас же, гонимый ужасом, с визгом влетел в логово, прижался к брату и сестрам, а снаружи на березе хохотал дятел и свистела иволга.

Отец, притаянно улыбаясь, догнал зайца, принес его в зубах и положил на прежнее место. Волчата ждали, когда он убьет его и позовет их есть, как он это делал в другие дни, но отец отошел в сторону и сел у кустов. Недвижно сидела и мать, и она, чувствовалось, не собиралась убивать зайца.

А есть хотелось.

И еда была рядом, нужно было лишь набраться смелости, подойти и взять ее.

Серый посмотрел на брата.

Повел головой: идем.

Но брат заелозил ногами, еще теснее вдавливаясь боком в стену логова. Не проявили желания пойти и сестры.

И тогда Серый снова пошел один.

Он вылез из норы, посидел у входа, набираясь храбрости и, ободрившись духом, стал подкрадываться к зайцу. Он полз так хитро и осторожно, что трава возле него почти не колебалась.

Серый подобрался к зайцу сзади.

Он был уверен, что так надежнее.

Оскалив зубы, он уже было потянулся, чтобы схватить его, но тут заяц дернулся, лягнул задними ногами. Серый опрокинулся на спину, несколько мгновений неподвижно лежал, оглушенный ударом, потом вскочил и, запоздало визжа, кинулся в логово.

И опять хохотал на березе дятел.

Свистела иволга.

Таил на губах улыбку отец и мать сидела с таким видом, словно это вовсе не ее детеныша заяц только что шардарахнул задними ногами в лоб и высек из его глаз искры.

Заяц попался натуристым.

Умирать не хотел.

Ни брат Серого, ни сестры даже не пытались напасть на него: ужас перед живой крупной дичью был сильнее голода. Они сидели и дрожали, тесно прижимаясь друг к другу.

Напуган был и Серый.

Удар ошеломил его.

Он долго и сильно встряхивал головой, обмахивал мордочку лапой, приходил в себя и, когда почувствовал, что может снова твердо стоять на ногах, отчаянно полез из норы.

На вершине ясеня ворковал голубь. Пахло созревающей клубникой и распаренной сосновой хвоей.

Отец сидел у березы высоко и прямо.

В горле его клекотал смешок.

Была привздернута в улыбке и верхняя губа у матери.

Серый глянул на них и решительно пошел на зайца. В этот раз он вел себя умнее и осмотрительнее: он подобрался к зайцу сбоку, бросился на него, вцепился в горло зубами.

Заяц задергался.

Заверещал.

Вырвался и, брызгая кровью, кинулся бежать.

Серый настиг его, грудью в прыжке сбил на землю, снова сдавил горло... Над лесом в истомной жаре ленивели облака. У куста малины жужжал овод. В глуби леса, надсаживаясь, кричала сорока.

В тот день Серый впервые познал вкус горячей живой крови и радость победы.

С этого дня отец с матерью стали приносить к логову только живую дичь, прятали поблизости, а волчата отыскивали ее и убивали. Охотиться им нравилось, и они всегда с нетерпением поджидали отца с матерью и, как только появлялись они, начинали поиск. Нюх у Серого был острее, чем у сестер и брата, и он чаще всего первым оказывался у добычи.

Начали отец с матерью приучать их и к самостоятельной охоте, сперва на зайчат, сусликов, зайцев, а осенью, когда птицы в лесу подняли на крыло второй выводок птенцов, повели их на рассвете к деревне, куда до этого ходили только сами.

По скошенному, начавшему мертветь полю они вышли к Лысой горе и залегли на ее вершине, поджидая стадо.

Внизу в ветлах серебристой рябью поблескивала речка. По гладкой, плотно убитой, дороге дед Трошка вез сено. Воз на взгорбке заваливался, дед подпирал его вилами, кричал на мерина:

— Давай, давай, тяни, не задерживайся.

На крылечке избы могуче и толсто стояла его жена и вытирала руки о фартук. Она всю жизнь работала в колхозе молотобойцем, была широка и могуча, и дед даже в мыслях не осмеливался назвать ее старухой: столько в ней было неизрасходованной еще силы и прочности.

Она спустилась к деду, взяла у него вилы и всадила их в заваливающийся воз, как в копну, и было такое ощущение, что она сейчас поднимет его над собой и понесет к избе вместе с лошадью. Рядом с ней дед казался подростком. Он покачивал головой, ужахался:

— Ай, Григорьевна, до чего же сильная ты! За троих мужиков сойти можешь.

Из труб тянулись к небу лучистые столбы печного дыма.

Скрипели колодцы.

Кричали петухи.

Раздавалось длинное по росе щелканье пастушьего кнута и предостерегающее покрикивание:

— Назад!.. Куда!..

Выйдя со стадом к Лысой горе, пастухи развязали сумешки с завтраком. Коровы разбрелись понизу, овцы запаслись у горловины сбегающего с горы оврага, козы покарабкались по ковыльному склону наверх.

Отец повел взглядом.

Пора.

Серый с братом поднялись и пошли.

Они легко перепрыгнули овраг и разделились: брат, стелясь в широком махе по ковылям, пошел на перехват козам, а Серый помчался вниз к овцам. Он еще издали наглядел себе по силе ягненка и, в длинном прыжке пролетев над спинами овец, впился ему в горло.

Овцы расплеснулись в стороны, и Серый беспрепятственно понес свою добычу наверх. Он был уже сильным и держал ягненка прямо перед собой.

Сзади улюлюкали.

Лютовали пастухи.

Палили из ружья-брызгалки, но Серый успел уже уйти далеко и выстрелы их были не опасны ему.

Рядом с Серым бежал его брат.