Мадаленна провела руками по лицу, словно умываясь, и, постояв минуту около забора, зашагала по улице. Стук каблуков по асфальту придал ей сил, и она вспомнила, что сегодня была пятница, снова в воздухе была какая-то праздность, тем более, что скоро должно было начаться лето, и Мадаленна попыталась приободрить себя видом цветущих деревьев. Она смотрела на расцветавшие садовые розы, на полураскрытые листья на деревьях, на зеленые кроны дубов в городском парке, а в голове была только одна мысль: «Как ей смотреть на него?» Мадаленна была старостой, и такое долгое отсутствие на лекциях могло быть оправдано исключительно длинной простудой или переломом ноги. Можно было конечно сломать последнюю по дороге, и она, скорее бы так и поступила, но дорога к университету закончилась слишком быстро, и каменная арка выросла перед ней быстрее, чем она успела моргнуть. Мадаленна прижала руку к груди и постаралась не думать о том, как хорошо было бы сбежать сейчас в Портсмут, запереться в теплицах и не выходить оттуда никогда. Казалось, что все проходившие студенты смотрели на нее с осуждением и насмешкой, как будто бы она была преступницей, и ей захотелось спрятаться в тень. На самом деле никому не была дела до нее, а смотрели странно потому, что она встала посередине прохода. Но Мадаленну мутило как перед сложным экзаменом, и она не могла заставить себя войти в коридоры.
Когда она всерьез подумывала о том, чтобы сбежать, ее подхватила студенческая толпа, и они все вместе оказались в коридоре. Мадаленна оглядывалась, пытаясь найти в общей массе знакомое лицо; она не хотела видеть Гилберта, и при этом пришла на занятия только для того, чтобы посмотреть на него. Его нигде не было, студенты говорили о чем-то своем, и Мадаленна волей-неволей раскрыла тетрадь и принялась повторять материал про все Возрождение. За то время, пока ее не было, Эйдин успел закончить читать курс по Позднему Возрождению, и сегодня должна была быть завершающий письменный опрос. Но напрасно. Она видела строчки, но не могла понять ни одного слова. Буквы складывались в какофонию, и Мадаленна не слышала ничего, кроме имени профессора, проскальзывавшего в разговоре одногруппников.
— А ведь он и правда развелся, — сказал кто-то, и она подскочила на месте. — Такая жена красивая у него была, и все равно, — послышался протяжный вздох. — Развод.
— Ну она недолго будет свободной, — заметил кто-то другой. — Такая яркая, может, выйдет за кого-то.
— Да и он очень даже симпатичный, — Мадаленна почувствовала острую ревность. — Вдруг влюбится в какую-то студентку?
— Мечтай, мечтай, Эллисон, скорее всего женится на ком-нибудь из света, вот и все.
Мадаленна резко вскочила с места. Это было сложнее, чем она думала — слышать разговоры про него и понимать, что она потеряла. В висках запульсировала тупая боль, и она сжала голову руками, чтобы оттуда наконец-то исчезла мягкая улыбка.
— Готова к опросу, Мадаленна? — ее кто-то хлопнул по плечу.
— Да, готова. — машинально ответила она.
— Пожалуйста, заходите все в аудиторию, я скоро подойду.
Она была должна упасть в обморок. Иначе Мадаленна не понимала, почему стены закружились хороводом, и пол поплыл у нее из-под ног. Услышать любимый голос — вот, что ей так было нужно. Она говорила, что разлюбит его, говорила, что никогда не любила — чушь, чушь! На минуту Мадаленна позабыла про ужасный вечер, про долгие телефонные звонки и ее ложь, от которой она неделю пролежала на постели. Она слышала его голос и понимала, как сильно тосковала по нему все это время, как ей не хватало его. Она скучала по нему! Лихорадочная радость от того, что можно было видеть Гилберта, чувствовать еловый одеколон и почти протянуть руку накрыла ее, и Мадаленна сама не заметила, как заулыбалась. Гилберт был рядом с ней, он о чем-то говорил с темноволосой девушкой. Потом отметил в ее записях. Потом улыбнулся. Не Мадаленне. Пожал руку. Не Мадаленне. Оставалось несколько шагов, чтобы оказаться около нее, и… Гилберт прошел мимо. Будто ее не существовало никогда. Ни в университете, ни в Италии, ни в жизни. Повеяло холодом, и она посильнее сжала тетрадь в руках. Все происходило так, как должно было.
— Мистер Гилберт, а опрос будет сложным?
— Нет, все вопросы достаточно легкие.
Она сказала в письме, что не любит его. Он поверил. Она сказала, что сделает все ради него, даже откажется. Он не понял. Так часто бывало. Не они первые, не они последние. Мадаленна ведь так сильно хотела, чтобы он поверил в это, он так и сделал. В чем его вина? В том, что не прочитал между строк, или в том, что не оттолкнул Фарбера и не прошел в ее комнату? Мистер Гилберт был джентльменом, а джентльмены никогда никого не оскорбляли, а просто молча уходили. Все произошло так, как и должно было быть. Но почему ей было так плохо?
— Мистер Гилберт, а конспектами можно пользоваться?
— Да, можно.
— Мадаленна, а можно у тебя взять конспект?