Всякое может с такой душою случиться. Может она застрять в Нави — в том месте, где находится Равнина предсмертия. Навь ведь — это и есть мир усопших наших предков. Застрявши там, как застревает щепочка малая на дне быстрой горной речки, меж камнями, — меняется душа. Сущность ее внутренняя начинает выползать наружу, смешавшись с обломками Костлявой, которая у такого человека как бы разрушенной оказывается, и не отъемлется полностью. И смешавшись, сросшись по-новому, образуют Костлявая и душа, считай, иное существо. Разным оно может быть — и способности у него разные проявляются. Кто-то всю жизнь на речке провел — тот водяником становится; кто-то в лесу или в поле, кто-то в горах, кто-то при хозяйстве лучшие свои годы, при хате просидел — так и превращаются в мавок, чугайстров, шишиг, кикимор… Много их, сынку, душ загубленных. Путь их сложен, дорога для них к Господу темна и терниста. Ибо попадают они из Нави в Вырий, что находится как бы рядом с Явью, но словно бы под нею.
Тесно переплелись Явь с Вырием, и Навь у них заместо тонкой прослойки. Но нежить, души эти неупокоенные, способна сигать меж Вырием и Явью легко, а влекут их сюда смутные воспоминания и желания, которым не суждено сбыться. Как дети малые, тянут они свои руки, помыслы свои к нам, в Явь, да только понапрасну — не доступны нежити ни радость любви, ни тепло человечье. Ведь все это — удел живых, а нежить уже померла, уже перестала жить. И, хоть и проявляется — лишь во вред себе и другим. Озлобляясь, навье причиняет малые и большие беды тем, кого винит в собственных горестях, — людям.
Встретишься с нежитью — будь осторожен. Не думай, что коль были когда-то людьми, то людьми и остались. Нежить — они твари опасные, злокозненные. Доколе не сгинут — от креста ли святого, от кола ли осинового или еще по какой причине — остаются они злейшими врагами человека.
Только не путай их с нелюдями — те существа живые, просто не люди, ни внешностью своей, ни нравом. С нелюдьми можно и подружиться. Например, домовики иногда образуются из неупокоенных душ, а иногда — это нелюдь какой-нибудь, часто мудрый и беззлобный.
Не то — нежить. Внешне могут походить они на человека, но и только.
«Что ж делать, чтобы не стать таким?» — спросил тогда у Свитайла Андрий. Мнилось ему уж безрадостное посмертие в виде какого-нибудь вихря, что часто встречается на степных шляхах; как будут швырять в него добрые люди ножи да открещиваться, а он, бешеный, растерявший всякие крохи разума, станет подминать под себя человека за человеком, ломая кости и выпивая кровь…
Вздохнул Свитайло, улыбнулся ласково, успокаивающе.
Надо всегда помнить, кто ты, сынку. И уходить на Господний шлях с легкостью в сердце, без зла, без страха. И еще — позаботиться о том, чтоб непременно выполнили над тобой все положенные при похоронах ведунских обряды.
Но я сейчас о другом. Явь и Вырий связаны между собой, и не только после недоброй смерти можно попасть отсюда туда. Я уже учил тебя о Родниках Силы, местах, где земля-матушка невестится с небом. Они, Родники, бывают Золотые и Серебряные. По одним попадешь в Вырий, по другим вернешься в Явь, нужно только знать, когда «нырять».
Есть и еще пути. Один такой открывается на конце темной радуги. О ней я тебе много рассказывать не стану, не время еще. Скажу только, что нет страшней и опасней дороги в Вырий, ибо, идя сквозь Родник, всегда знаешь, где окажешься. Не то — с радугой; она изменчива и злокозненна, с ней шутки плохи — сама кого хочешь перешутит. Коль получится тебе узреть ее, да поспеть к месту, где входит она в землю, не поспешай — ведь никогда не предугадаешь, куда занесет тебя нелегкая.
С тех пор, как поучал его Свитайло, прошло немало лет. Доводилось Андрию и в Вырие бывать, трижды видел он темную радугу — но не воспользовался ею ни разу.
Он примерно знал, где находятся основные Золотые Родники, через которые можно было вернуться в Явь, так что мог бы, наверное, разобраться, куда ехать, чтобы проявиться в нужном месте.
Да вот только, что это за место, Ярчук не знал.
«Как же, облегчить!» — Андрий хмыкнул и огляделся по сторонам.