– Так ведь завсегда страшно, – ответил старик. – Времена лихие, а жить как-то надо. Да и чего с меня взять? Мы с хлеба на воду перебиваемся и на милость богов полагаемся, так уж вышло.
Майя вручила ему десять мельдов, и старик еще долго глядел вслед путникам.
Часов через шесть, на полпути до Найбрила, Толлис и Зан-Керель решили остановиться на ночлег.
Майя попросила одного из солдат пойти с ней вверх по течению, разделась и прыгнула в реку – смыть дорожную пыль. Солдат, как и субанцы на Ольмене, смутился при виде обнаженной Майи, стыдливо отвел глаза и шел вдоль берега, боясь взглянуть в ее сторону. Майя доплыла до места ночлега, где кипела работа: солдаты споро разбивали лагерь на опушке. Для Майи соорудили очаровательный шалаш, сплетенный из гибких веток, от которого не отказалась бы и сама Леспа. Груду сорванной травы накрыли солдатскими накидками, а на стене шалаша алыми плетьми трепсиса вывели «Серрелинда».
Вечером Майя решила развлечь спутников незамысловатыми деревенскими плясками и станцевала «Астигуату» и «Заросли камышей» – особого мастерства для них не требовалось. Солдаты увлеченно отбивали ладонями ритм знакомых с детства тонильданских мелодий, а один даже громко распевал «Тра-ля-ля!». Все обрадовались нехитрой забаве, а после ужина набрали хвороста, развели костер, выставили караул и улеглись спать.
Майя лежала без сна. Сквозь крышу шалаша мерцали редкие звезды, неподалеку журчала река, из подлеска доносились тихие шорохи и шелест. В знак уважения у шалаша выставили часового, который неторопливо расхаживал по поляне.
Душной летней ночью Майе в полудреме чудилось, что ее несет по течению темной реки, вроде той, о которой говорил Зирек в своем тарпли по Мерисе. Ей вспомнились те, кого унесла река, – и хорошие, и плохие, все, с кем ее столкнула судьба: Сенчо, Спельтон, Таррин, Дераккон, Мильвасена, Джарвиль, Рандронот, Мериса… Вспомнила Майя и тех, с кем вряд ли когда-нибудь свидится, – Сендиля, Огму, Неннониру, Отавису. Но горше всего она ощущала разлуку с Оккулой, ставшей для нее роднее сестры. «О милая Леспа! – взмолилась Майя. – Прошу тебя, сохрани Оккулу, спаси ее от проклятой Форниды, дай нам снова встретиться…»
Темный поток, что унес так много жизней, мягко покачивал Майю на волнах, нес ее к зловещим водопадам… Прибьет ли ее к берегу? Уцелеет ли она? Опасность окружала со всех сторон. «Да что же это такое?! – уныло размышляла Майя. – Почему мне вечно что-то грозит, почему мне не суждено жить спокойно, рядом с любимым, как простой крестьянке в Мирзате…»
Из размышлений ее вывел какой-то шорох у входа – караульный громко закашлял, желая привлечь ее внимание, а потом окликнул:
– Сайет?
– Что случилось?
– Тут к вам господин пришел, поговорить хочет… если вы не устали, конечно.
– Что за господин?
– Субанский владыка, сайет.
Неужели Анда-Нокомис, презрев все правила приличия, явился к ней среди ночи? Не может быть! Майя, сгорая от любопытства, решила выяснить, в чем дело. Вряд ли он пришел искать любовных утех… А может, он хочет ей что-то предложить? Что ему понадобилось?
– Впусти его, – велела она и, завернувшись в накидку, приподнялась на локтях.
Байуб-Оталь, тоже укутанный в накидку, вошел в шалаш и уселся рядом с Майей.
– Спасибо, что согласилась меня принять, – взволнованно прошептал он. – Не волнуйся, никто дурного не подумает, часовой у входа остался… Мне нужно с тобой поговорить, а другого случая не представится.
– А до завтра это не может подождать? – с притворным равнодушием осведомилась Майя.
– Нет, дело не терпит отлагательств. Понимаешь, я должен…
– Что я такого сделала?
– Нет, что ты! Я вовсе не это имел в виду… – Он неловко замялся, утратив привычное высокомерие и надменность. – Я… Майя, понимаешь, я хотел перед тобой повиниться. Я усомнился в чистоте твоих помыслов и прошу прощения за оскорбление, нанесенное тебе, истинной дочери Субы.
– Да что вы такое говорите, мой повелитель! – недоуменно воскликнула Майя.
– Ах, не называй меня так… Зови меня по имени…
– Анда-Нокомис, мне не за что вас прощать.
– Нет, есть за что! Если бы ты усомнилась в моей приверженности субанским идеалам, я бы тоже…
Майя осторожно коснулась его руки.
– Но я же не субанский бан, – ласково напомнила она.
– Я тебя презирал за то, что ты совершила, не зная о своем происхождении. Я недооценил твою верность и храбрость.
«И что теперь делать? – подумала Майя. – Не объяснять же ему, что не ради Субы я так поступаю… Даже Зирек и тот все понял, а Анда-Нокомис по-прежнему ни о чем не догадывается».
– Ах, Анда-Нокомис, пустое все это, – сказала она. – Дело прошлое. Не расстраивайтесь вы так, мне аж неловко… Если б меня в темницу бросили, я бы тоже…
– Если бы ты раньше узнала, что ты субанка…
– Тут уж ничего не поделаешь. Говорю же, дело прошлое. А сейчас…
– Вот именно, что сейчас… – взволнованно произнес он. – Вот об этом я и хотел с тобой побеседовать.