Макароны по-флотски

Возле Гены стоял обычный аэропортовский бич. БИЧ – это Бывший Интеллигентный Человек, в силу обстоятельств сменивший имидж настолько, что Гекльберри Финн по сравнению с ним – лондонский денди. В те славные и весёлые времена Петропавловск и окрестности кишели подобной публикой, и встретить их можно было где угодно – на автостанции, морвокзале, в ЦУМе – одетых в дежурную форму одежды «пальто-сандалии». Потом, во второй половине восьмидесятых, город от них потихоньку вычистили... Так вот: именно такой субъект сейчас стоял по-над Геной и сипло дышал ему в лицо кислым борщом.

– Икорка?..

– Тридцатник – банка. Ну?

Гена недоверчиво оглядел миссионера. Что-то такое было в его внешности, что внушило Гене безудержное доверие. Озираясь, как заправские шпионы, они отправились за ларёк «Союзпечать», где сделка века состоялась.

– А чего жёлтая? – спросил Гена на всякий случай.

– Горбуша это. У горбуши всегда такая, – отвечал коммивояжёр презрительно. – Т-тундра.

Гена и в самом деле не шибко разбирался в икре – ни в красной, ни в чёрной (которую вообще никогда не видел). Взял две литровых банки.

Родственники встречали Гену всей толпой: «Икру привёз?» – «А как же!»

– Красная?

– Красная, красная! Разливайте стопочки!

И Гена выставил на стол заветную банку. Вторая оставалась в

чемодане (квартира в Краснодарском крае).

– Где ж она красная, когда она жёлтая?

Какой-то въедливый родственник недоверчиво глянул банку на свет.

– Самая что ни на есть красная. Это горбуша, король-рыба, – уверенно сказал Гена и зачем-то ляпнул: – Сам ловил!

И начал открывать.

А дальше... Дальше высыпавшаяся из банки «икра короля-рыбы» звонко ударила по дну салатницы мелодичным переливчатым звоном, весело разлетевшись по комнате: это был обыкновенный силикагель-влагопоглотитель, такие шарики полупрозрачные. А для цвету, блеску и пущего убеждения – залитые подсолнечным маслом низкого качества. В другой банке, разумеется, то же самое... Дальше рассказывать про восторг родственников или не надо?

Не иначе, как в тёплых краях все квартирные ведомства уже успели отведать «горбушечьей» икры. А как иначе объяснить тот факт, что ни мичмана, ни офицеры квартиру на материке никак получить не могут?!

КРАСКИ-РАСКРАСКИ

– Да, и ещё, – наставительно сообщил проверяющий дяденька в погонах капитана второго ранга. – Аварийное освещение должно включаться автоматически.

В самом деле? Как интересно…

– То есть при пропадании основного тут же должно сработать включение аварийного. Вам понятно?

Это он сказал уже после того, как акт проверки технической территории был подписан. Поэтому мы сказали «Есть! Так точно! Понятно!» и тотчас об этом забыли. Зачем помнить про замечания, которых нет в акте?

А он не забыл. И через две недели позвонил главному инженеру: мол, завтра приеду проверять устранение прошлых замечаний в соответствии с актом, плюс автоматическое аварийное освещение на «семёрке». Главный спросил нас: сделали? Мы преданно посмотрели ему в глаза и доложили: сделали. И тут же побежали делать.

Но нам не дали. Сверху упала какая-то вводная, потом ещё одна, потом ещё что-то случилось… В общем, не дали сделать. А там и завтра наступило. И этот… кгм… приехал. И сразу на «семёрку», конечно.

«Семёрка» – это специальное фортификационное сооружение номер семь, обвалованное хранилище первого класса защиты, с толстенными бетонными стенами, а хранится в нём не скажу что, и притом в изобилии.

А на фига нам автоматическое аварийное освещение, когда у нас есть мичман Ищук?

Позвали Ищука и сказали: как только в «сарае» погаснет свет, дёрнешь рубильник аварийного освещения. Понял?

Мичман Ищук был дисциплинированный и дурацких вопросов не задавал. Надо дёрнуть – дёрнет. А ещё он был Гай Юлий Цезарь, то есть умел делать несколько работ сразу.

Ну и – приходит этот второго ранга на зону номер два, заходит в «семёрку» и говорит: пропало основное освещение, то есть вырубайте его на фиг. Кто-то сказал «есть» и пошёл к щиту вырубать. А Ищук возле рубильника аварийного освещения за углом наготове стоит, а чтобы зря время не терять, в трёхлитровой банке белую краску палочкой размешивает – где-то что-то подкрасить в «сарае» собирался. Банка в левой руке, к пузу прижата, а палочка, соответственно, в правой.

Тут гаснет свет, и в «сарае» становится темно, как в ж… э-э… в животе у Патриса Лумумбы. Ищук тянется к рубильнику, шагая к нему, но обо что-то спотыкается и…