Читаем Махатма. Вольные фантазии из жизни самого неизвестного человека полностью

Перетерпев предусмотренное недомогание и выждав день-другой, Хавкин без колебаний привил себе дозу активных холерных вибрионов, которой с лихвой хватило бы и на двоих. И назавтра после полудня, не испытывая болезненных симптомов, с лёгкой душой отправился к Андрею Костюченко.

– Я догадывался, что ты придёшь, – сказал Андрей, выслушав Хавкина. – Даже удивлялся, что тебя так долго нет… Ну, конечно, такие вещи за неделю не делаются!

– Не делаются, – подтвердил Хавкин. – Говорю тебе – сначала я на себе проверил. Ошибки нет, тут можно быть спокойным: всё просчитано верно. Погляди на меня – я жив и здоров, а без вакцинации лежал бы уже при смерти.

– Так ты говоришь… – сказал Андрей.

– Да, на себе, – повторил Хавкин. – Была ли опасность? Была… Как говорили когда-то: «Не рискнув жизнью, не победишь врага». Мы с тобой, Андрей, в Одессе рисковали жизнью, и это было в порядке вещей. Теперь всё изменилось, кроме одного: мы и там делали своё дело ради надежды, и здесь, рискуя жизнью, пытаемся продолжать. Может, по привычке… – Вальди усмехнулся чуть заметно и замолчал; ему казалось, что он сказал достаточно, и теперь пришёл черёд Андрея Костюченко.

– А где это делают? – спросил Андрей. – И когда надо?

Хавкин улыбнулся светлой улыбкой:

– Значит…

– Ну да, – сказал Андрей Костюченко. – Конечно. А ты, что ли, сомневался?

– Значит, вакцинация в пятницу утром, через четыре дня, – сказал Хавкин. – В больнице для бедняков, в Девятнадцатом округе. И там же, после инкубационного периода, введение субстанции.

– Холеры? – уточнил Андрей.

– Холеры, – сказал Хавкин. – Внутримышечно.

– Мне-то какая разница – внутримышечно или нет? – спросил Андрей. – Тебе виднее… Я приду, Володя.


Госпиталь для неимущих размещался в здании монастыря средневековой постройки, оставленном монахами почти сто лет назад, в буйные дни Великой французской революции. Там ещё и раньше, при королях, лечили, как могли, за Христа ради, нищих людей и калик перехожих – травами, припарками. Запущенные могилы горемык сохранились за обветшавшею оградой монастыря по сей день.

В этом-то госпитале окружные попечители, отдав должное рекомендации Луи Пастера и поддавшись пламенным уговорам Вальдемара Хавкина, разрешили проведение опыта, о котором уже поговаривали в городе. Не третью роль тут сыграло и пожертвование на нужды заведения – весьма скромное, но пришедшееся очень даже кстати: куда лучше, чем ничего. Дипломированные эскулапы, обладавшие, в отличие от Хавкина, лицензиями на ведение медицинской практики, были приглашены в нищую больницу на обе стадии эксперимента: предварительную вакцинацию и заключительное инфицирование холерным вибрионом. Надо сказать, что большая часть заслуженных лекарей, ради сохранения реноме, отвергла приглашение явиться в третьеразрядную лечебницу для убогих, – такие тогда царили нравы в высоких профессиональных цехах. Но иные из целителей, наслышанные о судьбоносном опыте и ведомые великолепным профессиональным любопытством, пошли – и этого было достаточно для финала.

Слух об эксперименте на людях, строго говоря, мало кого обошёл стороной в парижском медицинском сообществе, и те, кто статью Хавкина не читали, теперь, накануне скандального события, напряглись в ожидании: что ждёт волонтёра? умрёт или не умрёт от холерной заразы? Доводы о том, что этот русский Хавкин уже провёл опыт на себе, мало кого убеждали: он сам всё это затеял, ему верить нельзя. Как будто кому-то в нашем мире можно верить за здорово живёшь…

Битком набитая общая палата на триста лежачих мест размещалась в бывшей монастырской трапезной – сводчатом зале с мелкими оконцами, прорубленными в мощных стенах крепостной кладки. Смирные жильцы обители, разбежавшиеся кто куда при опасных звуках марсельезы, изумились бы, обнаружь они здесь такое многолюдье. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде: лучше всё же тесниться здесь, чем загибаться на улице, под мостом.

Испытуемый волонтёр должен был получить свою дозу вакцины и остаться в госпитале под присмотром. И вот, назначили день и час и приглашения разослали видным столичным медикам. Хавкин приехал в госпиталь рано утром – проверить, готово ли отведённое для испытания вакцины помещение – освобождённую на несколько дней бельевую, расставлены ли там стулья для приглашённых. В этой бельевой после вакцинации останется на весь срок проверки Андрей Костюченко – Вальди настоял на этом, опасаясь, что в общем зале лечебницы его боевой друг подхватит ненароком какую-нибудь инфекцию. Хавкин взял на себя всю ответственность – от подготовки к опыту до его завершения – и, ни на кого не полагаясь, всё делал сам. Поэтому он и явился в госпиталь спозаранку, первым.

Но получилось иначе: в воротах госпиталя сторож сказал Хавкину, что его уже кто-то ждёт.

Порывисто миновав лечебный зал, доверху наполненный стонами и храпом, Вальди толкнул дверь бельевой и вошёл. На стульях, предназначенных для высоких гостей, смирно сидели трое бывших боевиков: Андрей Костюченко, щуплый Валера и Семён Дюкин.

– Я им рассказал, – поднялся Андрей навстречу Хавкину. – И они решили…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное