Праздничный шум победы как раз ничуть не привлекал Хавкина. Но от письма Бхарата Рама веяло дружеским расположением, и поющие струны, уходящие в прошлое, тянулись от Вальди к пакетботу «Бенгалия», к Калькутте, к Анис. В Индии работа была сделана – хорошо, если наполовину: основа инфекционной безопасности – профилактика, и эту сложную социальную систему надо выстраивать с нуля. В Европе усвоили опасность, и понемногу вводят профилактические прививки повсеместно, не дожидаясь, когда грянет беда. Россия? Там защитительными мерами против инфекций даже и не пахнет, особенно в азиатских регионах. Ну, да о чём говорить: Россия – отрезанный ломоть, руки под неё не подложишь…
А в Индии есть что делать, и работы там – невпроворот: основа заложена, можно дальше идти. И появляется чувство удовлетворения, экспериментатору необходимое хоть в самых малых дозах; оно укрепляет уверенность в правильности твоего пути. Первое время в Бенгалии было куда как тяжко и опасно, а потом, не сразу, тёмные лесные люди увидели спасение в этих уколах, и спасителем был он, Хавкин – белый чужак. Надо, раз начал, довести дело до конца или хотя бы продвинуть его, насколько получится.
«Как ни странно, – записал Хавкин в дневнике, – благополучное завершение судебного процесса принесло мне чувство беспримерного облегчения – хотя уж кто-кто, но я-то знал доподлинно, что ни в чём не виновен! Преследование, однако, каким бы диким оно ни было, действует на нервы и внушает чувство тревоги. И вот я оправдан, свободен и теперь не знаю, куда податься. Если действительно в Индии желают меня видеть, я вернусь в Бомбей. Во всяком случае, профессор Рам меня ждёт, и сотрудники моей лаборатории. А где меня ещё ждут? Да нигде».
Это была чистая правда, а не фигура речи: его нигде больше не ждали. За сорок пять лет своей жизни он не приобрёл преданных верных друзей; Анис пришлась ему другом, но её не стало. Жемчужная Ася сохранилась в его памяти как ощущение мимолётного счастья, промелькнувшего ненароком… Знакомые – да, были, их разные лица сливались в одно расплывчатое лицо, и никто из них не помахал ему приветственно рукой из своего далека. На этом унылом фоне располагалась особняком парижская тройка бесприютных одесских боевиков, старший из которых, вернувшись в отечество, не сносил головы, а двое других затерялись без следа на русских просторах.
А Джейсон Смит, не вписываясь почему-то в шаткий пунктир друзей, оставался в ряду деловых знакомых.
Так и получалось, что некому было дружески поманить и позвать Вальди Хавкина, кроме Бхарата Рама, дяди Анис. И Хавкин, одинокий человек, благодарно расслышал зов.
Необъятной тишине океана не досаждало утробное ворчанье паровой машины парохода «Королева Виктория», выполнявшего рейс Саутгемптон-Бомбей. Стоя на палубе, лицом к ветру, Хавкин наслаждался тишиной. Словесные потоки его больше не омывали, Вальди отдыхал от них, оставшихся на британском берегу. Родись он на свет двумя десятками лет позже, он, возможно, повторял бы про себя великие строки: «Тишина, ты – лучшее из всего, что слышал…»
С попутчиками, опасаясь докучливых разговоров, он не свёл знакомств. Скучающие пассажиры поглядывали на него косо и, мучась совершенным дорожным бездействием, судачили: они считали молчаливого Хавкина зазнавшимся гордецом и бирюком.
Вальди завтракал и ужинал в своей каюте, а на обед являлся в кают-кампанию, где занимал отдельный столик, в самом углу. Пообедав, он час-другой бродил по палубе, с неизменным уважением вглядываясь в морскую ширь: зрелище действительно было потрясающим воображение – первородная водная стихия возобладала над суетной сушею с её лесами и болотами.
Сойдя на берег в порту Бомбея, Хавкин узнал от Бхарата Рама о русско-японской войне, Цусиме и разгроме русских армий. Вальди, ничего об этом раньше не слышавший, пропустил боевые новости мимо ушей, чем несколько озадачил встречавшего его Бхарату: военное поражение бывшей родины на Дальнем Востоке, здесь по-соседству, интересовало Вальдемара Хавкина заметно меньше, чем самого профессора Рама, к японцам относившегося с опаской.
Х. ФЛИГЕЛЁК
Прежде чем трогаться в обратный путь, в Индию, Хавкин проверил и уточнил пункты обновлённого контракта и остался удовлетворён: условия, включая и пенсионные выплаты, оказались даже лучше, чем он мог ожидать. Военное министерство и Департамент общественного здравоохранения, действуя от имени верховной власти, обозначили место Государственного бактериолога в колониальной администрации – то было почётное и высокое место.