Завернувшись поплотнее в свои красные пани, полусонные дети, еле передвигая ноги, как будто целый день трудились до изнеможения, прошли через хижину, где остальные еще спали. Бурайма открыл дверь, и они, один за другим, вышли во двор.
Ярко светила луна. Ее огромный диск висел прямо над хижинами Киланко, и казалось, весь лунный свет устремился только сюда. Во дворе было удивительно светло, пробегал легкий, приятный ветерок и тянуло живительной свежестью.
Все было таким прекрасным и мирным, как в какой-нибудь сказке нам Алайи.
Вдалеке то и дело перекликались петухи. Неподалеку кто-то разговаривал. Птицы, еще не набравшись сил после ночи, изредка прорезали ночную темноту своими криками. Петухи из курятника Киланко отвечали на зов своих собратьев как-то невпопад.
Четверо ребятишек направились к кустарнику, оставляя на влажной от ночной росы глине неясные следы. Айао чувствовал, как медленно и ровно дышала под его ногами земля. Исходящее от нее тепло нежно ласкало лицо. Он испытывал сейчас то же, что в раннем детстве, когда, бывало, положив голову на колени матери, засыпал, а она ему пела колыбельную песенку.
О, какая вокруг была красота, какой покой царил в этот предрассветный час во дворе Киланко!..
Дети вернулись в хижину. Каждый лег на свое место, свернулся калачиком и плотно закутался в пань. Но Айао так больше и не уснул... Он отчетливо различал дыхание каждого из спящих, слышал посапывание Камары — наверное, он лежал на спине. Ему вторили Сита и Ассани.
Мальчика разбирал смех от этого разноголосого и, пожалуй, даже слишком шумного концерта. Но он сдержался. Мысли его целиком были заняты предстоящим днем. Луна еще висела над Югуру, но облака, проплывая под ней, казалось, торопились согнать ее с неба. А вскоре она совсем побледнела и растаяла. Над горизонтом, за рекой Алато, запылала заря. Из каких-то неведомых глубин медленно выплыло солнце и встало над землей, словно священная ваза, наполненная раскаленными углями.
9. ПО ДОРОГЕ НА БАЗАР
Как только Айао услышал голоса и шаги во дворе, он тут же встал, протер кулаками глаза, зевнул и потянулся. Потом, встав на корточки, быстро скатал свою циновку.
— Это что еще там за возня? — проворчал Бурайма.
— Я скатываю циновку, — ответил Айао тоненьким голоском.
— Опять ты? Дашь ты нам сегодня поспать или нет?
— Но ведь уже утро, и я слышу голос отца!
— Еще чего выдумал! Ложись сейчас же!
В этот момент Киланко постучал в дверь.
— Вставайте! Нам надо выйти пораньше, — сказал он.
В большой хижине началась обычная утренняя суматоха.
Все дети встали и, завязав вокруг шеи концы своих паней, чтобы они им не мешали, быстро скатали каждый свою циновку. Чтобы проветрить хижину, распахнули дверь и оба окна.
Мальчики и девочки отправились в отведенные для них места для утреннего туалета. Там стояли кувшины, почти всегда наполненные водой. Хорошенько вымывшись, ополоснувшись, они принялись за свои дела по хозяйству. Один подметал двор и дом, другой мыл посуду, третий доставал деревянным ковшом воду из колодца, и все, не переставая, жевали деревянные палочки, которые хорошо очищали зубы.
Дети получили на завтрак, как всегда, кукурузную и просяную, слегка подслащенную кашу и, наевшись досыта, стали собираться в дорогу. Мальчики надели шорты и рубашки цвета хаки, а девочки — пани и яркие кофты. Так они обычно одевались, когда не ходили в школу, где было принято носить только платья.
Каждый четверг — базарный день в Афежу. Айао ликовал. В школе в этот день занятий нет, и все они вместе с отцом, который решил купить каждому из них по матрацу, идут на базар. «Как здорово!» — говорил себе Айао, поглаживая от удовольствия щеки.
Бурайма впереди, за ним его сестры и братья
— Ну, как дела, мой Малышка? — спрашивал время от времени Киланко.
И Айао отвечал:
— Хорошо, баа, все в порядке!
Тонкий, как тростинка, весь подавшись вперед, Айао шел в гору, широко размахивая руками.
С улыбкой смотрел на него отец. Сорок лет разницы пролегло между ними. Вид Айао заставил его вспомнить прошлое. Он увидел себя в возрасте Малышки, когда он точно так же поднимался на гору Югуруну и так же изгибался всем телом, тяжело дышал, обливался потом и пыхтел от усталости. От этого воспоминания его овальное, с правильными чертами лицо озарилось счастливой улыбкой.