Мальчик, который нарисовал Освенцим

Когда бомбардировщики улетели, я осторожно стряхнул с себя пыль и выглянул из вагона. Узники обчищали поезд с репой, стоявший на соседних путях. Медленно, по одному, из укрытий вылезли наши доблестные охранники. Они выстрелили в тех, кто потрошил запасы репы, демонстрируя тем самым свою бдительность. Судя по всему, во время бомбежки они успели выпить рома. Узники побежали обратно к вагонам. Места стало больше: некоторым удалось сбежать, а кто-то погиб.

С наступлением темноты поезд потащил по одиноким путям маленький паровоз.

Стоны раненых и умирающих не давали мне уснуть, поэтому я стоял в углу вагона и высматривал любые изменения в ландшафте. Дым от локомотива нависал над поездом и дул мне в лицо. Он был черным и вонючим, но теплым. Менее чем через час мы приехали на конечную остановку нашего путешествия. Те из нас, у кого еще остались силы, попрыгали из вагонов, а потом принялись помогать остальным, едва державшимся за жизнь, которых было очень много.

На платформе нас ждали люди в синей униформе, черных беретах и начищенных сапогах, похожие на пожарных. Они приказали нам построиться в шеренги по пять человек и куда-то повели. При свете фонаря я еще раз взглянул на наших новых надзирателей. Надпись на нарукавной повязке гласила: Lagershutz. На груди был вышит лагерный номер, совсем как у нас.

Перед ними мы разглядели бесконечный двойной ряд ламп и знакомую паутину колючей проволоки под напряжением. Мы прошли здания, в которых, по-видимому, размещалась администрация лагеря. Перед одним из них стояла пушка, пускай и старомодный, но все же монстр. Она здесь только для того, чтобы нагнать на нас страху?

Мы дошли до лагеря. Как и в Гросс-Розене вход представлял собой ворота, над которыми возвышалась сторожевая башня. В обе стороны расходились крылья, где располагались помещения для охранников, канцелярии и тюремные камеры. Еще там была большая площадь для перекличек.

«Jedem das Seine»[85] гласили металлические буквы на входе. Мы прибыли в Бухенвальд. Я входил в третий на своем веку концентрационный лагерь.

Глава 17 Бухенвальд

После целого дня ожидания в огромной палатке подошла наша очередь на дезинфекцию. Я разговорился с группой цыган, стоявших позади нас. Оказывается, они уже давно жили в Бухенвальде. И дожидались ежемесячного душа и обработки против вшей. Как оказалось, Бухенвальд кишел вшами. Один из моих собеседников находился в лагере с 1944 года, а до этого, как и я, учился в школе каменщиков в Освенциме.

– Об остальных не спрашивай, – со вздохом, сказал он, – столько воды утекло. Я не знаю, что с ними сталось. Нас тут четверо.

Мы зашли в блок, где проводили дезинфекцию, сдали одежду, обувь и все, что у нас было. Драгоценные обрывки бумаги, огрызки карандашей, гвозди, нитки, ложки, самодельные ножи – со всем пришлось расстаться. Потом нас заперли в комнате с кафельными стенами. Велели ждать.

Мы лежали, сидели и стояли несколько часов. Было жарко. Наши голые тела потели и воняли. Стоявшие рядом с окнами не давали нам их открыть из страха подхватить воспаление легких. Нас мучила жажда, мы кричали, чтобы нам дали воды, но никто не пришел. Двери были заперты.

Узникам лагеря запретили входить в дезинфекционный блок. Его работники были заняты теми, кто прибыл раньше нас. После 10 часов пытки нас все же выпустили. Многие потеряли сознание и подняться уже не могли, скорее всего, некоторые из них уже были мертвы. Вероятно, задержка произошла из-за авианалета, вызвавшего перебои с подачей воды.

Щетина и волосы, которые у многих отросли на несколько сантиметров, снова были сбриты утомленными и раздражительными французами при помощи инструментов, которым уже давно требовалась чистка, смазка и заточка. После бритья налысо каждого из нас с головой окунули в резервуар с едким раствором для дезинфекции. Он так глубоко пропитал нашу разгоряченную кожу, что даже последовавший за этой процедурой горячий душ не смог его полностью смыть. В следующей комнате стоял стол, а за ним сидел доктор из СС. Он проводил так называемый «медицинский осмотр», который заключался в том, что мы стояли на расстоянии трех с лишним метров от него и медленно поворачивались вокруг своей оси. После осмотра измерили наш рост, все данные занесли в картотеку. Мне выдали рубашку, куртку, штаны, носки и обувь. Нижнего белья у них не было.

Одевшись, я прошел в комнату регистрации. Клерк в униформе узника протянул мне анкету и сказал:

– Заполни сам.

Вопросы казались совсем не своевременными. С момента регистрации первых узников прошло уже восемь лет. Если не считать тех заключенных, которые присвоили себе номера погибших, до меня тут побывало 127 тысяч человек. Многие подростки, опасаясь, что их сочтут слишком юными для работы, прибавляли себе несколько лет, но помимо того, что воспитание не позволяло мне врать, я не верил в то, что можно обмануть Судьбу. Мне было 15, по профессии я был каменщиком.

Клерк-немец, сидевший по политической статье, просмотрел мою анкету.