Ничего этого, само собой, я не крикнул. Только дыхание перевёл.
«Бред, – буркнул, – дворовый эпос. Болтовня соседок».
«Нет! – Она оживилась. – Мне папа рассказывал, а он никогда не врал. У неё было четверо сыновей, и однажды она – уже глубокой старухой, незадолго до смерти, – велела всем четверым явиться в фотоателье Гершковича, без жён и детей. Сказала: узнаете, мол, моё завещание. Невестки страшно обиделись, но бабка была – кремень, и сыновья у неё по струнке ходили: как мамаша скажет, так и будет. Явились все четверо, привезли на такси старуху, чуть не на руках внесли в ателье… Сама она в кресло уселась, а сыновей выстроила у себя за спиной, причём не по росту, а по старшинству… Я видела эту фотографию, дружила в детстве с двумя её внучками. Короче, Ольга Францевна заказала у Гершковича четыре фотографии для четверых сыновей и на обороте каждой написала – кто из них Сергеевич, а кто – Владимирович. И весь сказ. Такое вот «завещание». Взорвала перед смертью семейную бомбу…»
«Жестокое завещание… – пробормотал я. – А куда делись эти её одинаковые мужья? Она их отравила, когда наскучили?»
Тут моя Лидия оживилась:
«Что ты, что ты! Это потрясающая история, весь двор её знал. Легенда! Они перестали быть в одну ночь».
Ах, «перестали быть»!..
Я приподнялся на локте и уставился в её смутное отражение в створках зеркал. Боже мой, если б эти её сплетённые рыбы поглотили и левую грудь, она бы таяла в темноте, как призрак.
И как я сразу не понял: сейчас последует одна из этих несусветных сказок Шехерезады, которые извергались из неё с неистощимостью дворовых пугалок. Я был уверен, что она всё выдумывает; Жорка верил каждому её слову…
Для правдоподобия она приводила невероятные детали, ссылалась на детские воспоминания своего отца – довольно странного типа, художника с анекдотичным именем Диоген (хвала всем богам, самой ей хватило вкуса именоваться Лидией Геннадьевной, а не Диогеновной), – или пересказывала байки своей бабушки со стороны матери – той самой бабки, которую, по словам Лидии, «выдали замуж в двенадцать лет за ташкентского муллу, четвёртой женой…»
Совершенно дикие истории происходили с её отцом, с бабкой, с каждым из соседей по двору, с какими-то тётушками и двоюродными сёстрами-братьями, как и с прочими обитателями их махалли, – дикие истории, от которых лично у меня глаза лезли на лоб.
Вот когда я вспоминал прокажённую Жанель с её самодельной дудочкой!
Но самое поразительное, что она рассказывала нам с Жоркой
разные истории.