Мальчики

В короткие промежутки наших тягостных перемирий я, бывало, ревниво допрашивал его: «Она тебе рассказывала о существе с верхней женской и нижней мужской половинами тела?».

«Нет, – тот недоумённо пожимал плечами, и я успокаивался: значит, это только моё. И тогда он приступал к допросу: «А тебе рассказывала – про соседа, который выдавал замуж мёртвую дочь?»

«О, нет», – отмахивался я. Похоже, наша сирена исполняла разные песни для столь разных своих мужчин.

(«Интересно, они и в постели были одинаковыми?»)

Я откинулся на подушку: «О’кей. Утром расскажешь, а? Давай спать, мне завтра за рулём триста сорок километров пилить…»

«Ну, ещё минутку! – взмолилась она. – Я в двух словах. Это папина история, не моя. Бриллиант чистой воды!»

Вскочила с банкетки, прыгнула на кровать и, стоя на коленках надо мной, лежащим навзничь, – эта женщина-арлекин, моя неистощимая ночная сирена, – выдала поистине ошеломительную историю… Мучила меня эта история несколько дней, да и сейчас – нет-нет, да перехватит горло от последней её фразы, так больно меня ударившей.

* * *

Этого большого начальника, Сергея Арнольдовича, явились брать в 46-м, уже после победы. Сталинские соколы подчищали закрома, скребли по дальним сусекам империи. Он знал, что на него нечто готовится: то ли шепнул кто-то из друзей в органах, то ли сам почуял – мужик, судя по всему, был мозговитый. На одном из подотчётных своих заводов заказал железные штыри-засовы в руку толщиной и укрепил ими двери того роскошного дома, в котором они жили. Уж не знаю, что за дворец мог быть там, в пыльных бухарских переулках, видал я эти переулки… А ещё, со своим то ли поваром, то ли адьютантом, Рахимом, привёз с реки Заравшан мешки с песком и завалил ими все окна и двери, оставив только неприметную заднюю дверцу в огород. Ну, и оружие у него, разумеется, имелось, как у военного человека, и, судя по всему, раздобыл он не только пистолеты. Так что в ночь, когда за ним пришли э́ти, он был готов. И брат-близнец, значит, при нём. Жену их общую, эту самую Ольгу Францевну, Рахим накануне вечером вывел через заднюю дверь и садом, огородом, бахчами – там у него был мотоцикл с коляской припрятан – умчал в горный кишлак к своим родным, откуда она вернулась аж в 1953-м…

А во дворе, вокруг Дома визиря разыгрался настоящий бой!