Читаем Мальчики полностью

Короче, добрая Ангелина Петровна таскала для Жорки «Квант», затем сама отыскала на полках и принесла «Математическую шкатулку» Нагибина, «Математическую смекалку» Кордемского, а также «Старинные задачи по элементарной математике» Чистякова. В общем, исправно вытаскивала из каталога любую книгу, в названии которой наличествовало заветное слово «математика».

Однажды вместе с журналом «Квант» принесла «Всадника без головы» Майн Рида. И тут покатилось: «Лунный камень», «Копи царя Соломона», «Записки о Шерлоке Холмсе»…

Жорка бульдозером методично сметал полное собрание сочинений какого-нибудь Жюль Верна, Майн Рида и Александра Дюма… Бывало, слишком быстро заглотав «порцию», ждал целый пустой день, когда Ангелина Петровна вернётся с работы и принесёт новую пищу для его алчущего нутра. Ждал, волнуясь и пытаясь отгадать: что там окажется в её потёртой хозяйственной сумке, всегда набитой до отказа всякой всячиной. Книги она уносила незаконно, под свою ответственность, укладывала их на самое дно сумки, заваливая сверху барахлом и продуктами. И Жорка всё понимал и был сверхъестественно аккуратен: пальцы не слюнил, уголки страниц не загибал, закладывал книгу открыткой с Астраханским кремлём – той самой открыткой, благодаря которой учительница Марь Ефимна разыскала его родню, написав то первое письмо: «Здравствуй, Володя! Не удивляйся этому посланию твоей старой учительницы…»

Кстати, сам Володя никогда ничего не читал, а если и натыкался в доме на Жоркины книги, говорил, что «эту ерундистику» у парня надо отнять, ибо Жорка и без книжек чокнутый, и «дочитается до Парбучего»…


– Каретные… – повторил мальчик, а перед глазами уже струилась лунная дорога, тянулась чёрная роща под седыми стремительными облаками, катились в пыли колёса почтового дилижанса с двумя каретными фонарями по обеим сторонам от кучера… Он с трудом заставил себя отвлечься от этой картины, тем более что Цезарь Адамыч что-то рассказывал, рассказывал, и так увлечённо, любовно наклоняя лицо над часиками, будто заглядывал в них, пытаясь рассмотреть внутри что-то такое, чего не рассмотрел за предыдущие годы… Он рассказывал, как в конце XVIII столетия гениальный мастер мсье Бреге, по имени Абрахам (Аб-ра-хам? Разве есть такое имя?), изобрёл особо выносливые часики специально для военных кампаний Наполеона. (Ты же знаешь, что Наполеон – это не только торт, да?)

– Их подвешивали на специальный крюк внутри кареты, вот за эту самую ручку… И они раскачивались себе, отбивая время в ночи, чтобы усталые путешественники понимали, который час и сколько им ещё тащиться до постоялого двора, где можно размять затёкшие ноги, выпить чаю и справить нужду… А эти мои часики, они, видишь, особенные: в них и календарь имеется, и будильник, и колокольчики… И глянь, вот, в окошко на верхней панели корпуса: виден баланс часового механизма. А дверца сзади – поверни-ка! – тоже застеклённая, чтобы заводить часики специальным ключом, я тебе потом его покажу. Но главное: это подлинный Бреге. Ты уже понимаешь, что значит «подлинный»? Верно, это значит «настоящий», а всё настоящее у понимающих людей ценится очень высоко. Эти изумительные, невероятно сложные часики своими руками создал сам гений: мэтр Абрахам Бреге!

– Двести лет назад? – не поверил мальчик. – И с тех пор они идут?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза