Тонкие ножки в широких голенищах сапог, сморщенное личико, взбитая копна крашеных волос. Сколько ей лет? За семьдесят, не меньше. «Лето в разгаре, и жизнь беззаботна…» (86).
— Ну все, детки. — Джеки помахал официанту. — Счет, пожалуйста. Нам уже поют колыбельную. Пора по кроваткам.
— Да, нам пора, — Остин держался за спинку стула, как за штурвал. Внезапно палуба под ним качнулась, но он удержался на ногах. Шторм в восемь баллов, не меньше, подумал Джаред. — Идем Джеки. Леди должна развлекать джентльмена или выйти из игры (87).
— Звучит двусмысленно.
— Для того и сказано.
— Идем, пьянь шершавая, — Джеки обнял своего парня за талию и развернул в сторону дверей.
Джаред под столом протянул руку к Лу и замер, когда кончик его большого пальца коснулся ее колена. Девушка улыбнулась, глядя в свой бокал, и Джаред почувствовал, как ее рука скользнула в его ладонь.
Потом его ладонь лежала у нее на плече, опускалась на талию, сползала на бедро. Кажется, она даже отдохнула в заднем кармане ее джинсов. Они останавливались, чтобы поцеловаться в бархатных тенях, выползающих из боковых улочек, а потом и около ярко освещенных витрин. Все тело ломило от желания притиснуть ее к себе, сжать пальцами, наполнить горсти до краев. Нет, надо дотерпеть до отеля, там он повесит на двери своей комнаты галстук, чтобы не беспокоили. А где взять галстук? Ладно, сойдет и вешалка.
— Подожди, — Джаред с трудом отнял ладони от горячей кожи и оглянулся по сторонам. Куда делись Джеки с Остином и Логан с Марго? — Стой здесь, никуда не уходи. Я возьму еще вина.
— Стаканы нужны? — Спросил продавец.
— Что? — Джаред пытался разглядеть Лу среди пляшущих по ту сторону витрины огней.
— Стаканы нужны? Я могу открыть бутылку.
Ну, да. Полиция здесь предпочитала закрывать глаза на туристов, пьющих посреди улицы из горлышка, но в магазинах и барах все же предлагали перелить выпивку в большие картонные стаканы с крышками.
— Не надо, спасибо, — Джаред поспешил на улицу.
Мимо него брели загулявшие допоздна парочки. Вот прошли Логан с Марго, за ними Джеки с Остином. Каждый из уличных фонарей отправлял вслед за ними длинную тень — до следующего фонаря. Лу на месте не было.
Джаред сделал два шага вперед, к ближайшему переулку. Света здесь было мало, но достаточно, чтобы понять — тоже пусто. От дурного предчувствия стянуло кожу на затылке. Еще два шага вглубь переулка, и ощущение тревоги усилилось. Приглушенный то ли крик, то ли всхлип из темной щели между двумя домами заставил метнуться в темноту.
Не так уж там было и темно. Самым черным пятном казался силуэт мужчины — низко опущенная голова, напряженно сгорбленная спина, колено, пытающееся протиснуться между бедер девушки. Лицо Лу смутно белело из-за плеча, рот и подбородок были стиснуты черной рукой.
Спустя час Джаред уже не смог бы вспомнить, что именно произошло с ним. Сознание, словно в воронку, затянуло во тьму, и в этой пронизанной багровыми вспышками черноте слышались глухие удары крови в висках — ритм странного танца, которому полностью подчинились его ноги. Звон стекла, а затем женский крик не вписывались в его мелодию:
— Джаред, стой! Не надо!
Он подслеповато сощурился и в недоумении уставился на горлышко разбитой бутылки в кулаке. Лу быстро мотала головой и шаг за шагом отступала назад. Глаза и щеки ее блестели, как стеклянные. Неужели она плачет? Под ногами шевелилась и стонала темная куча, кажется, на ней Джаред и плясал только что.
— Лу! — Он выронил остатки бутылки.
— Не подходи!
Она повернулась и бросилась в сторону улицы, к людским голосам и свету. Один раз Лу споткнулась, и Джаред рванулся подхватить ее, но девушка уже бежала дальше, лавируя среди гуляющих. Впереди нетрезво покачивались два длинных тощих донкихота — Джеки с Остином — и Лу быстро нагоняла их.
Она ни разу не оглянулась и не увидела, как Джаред со всей силы колотит кулаком в обшарпанную кирпичную стену.
Замки в отеле были старыми, механическими, и Лу не сразу смогла вставить ключ в фигурную скважину. Она даже не сразу сообразила, что у нее трясутся не только руки, но и локти, колени — все тело. Чтобы удержаться на ногах, пришлось прислониться спиной к стене. Ничего. Сейчас она отдышится, потом выпьет воды, а потом придет в себя под горячим душем.
Марго, наверное, с Логаном, и лучше им не мешать. Ладно. До утра она как-нибудь продержится. О том, чтобы поплакать сейчас, и речи не было — сведенное судорогой горло едва пропускало скудную струйку воздуха для дыхания.
Когда в тишине комнаты снова прозвучали вступительные аккорды Summertime (86), ей показалось, что ничего не случилось, что все они сидят за столом перед опустевшей сковородой, и сейчас вновь раздастся голос Нины. То, что звонит ее телефон, Лу сообразила, когда этот кусок пластика завибрировал у нее в кармане.
— Да, мама, — скрюченные пальцы скользили по ярко горящему экрану.
Такой родной, такой далекий голос:
— Лу, ты слышишь меня? Мне очень жаль, но тебе надо срочно вернуться. Все так плохо…
— Да, мама…
— Глория умерла.