Маленькие женщины

– Не удивилась бы, если бы она ездила на шестерке белых лошадок, а есть стала бы на золоте и каждый день надевала бы алмазы и игольные кружева. Тедди считает, что для нее ничто не может быть слишком хорошо! – отвечала Джо с беспредельным удовлетворением.

– Дак ведь и нету такого! Вы чего хочете на завтрак – мясо резаное или рыбные тефтели?

– Мне все равно. – И Джо захлопнула дверь, чувствуя, что в этот момент еда – неподходящая тема для обсуждения. С минуту она постояла, глядя на компанию, удалявшуюся наверх, и, когда короткие клетчатые ножки Деми преодолели последнюю ступеньку, ею вдруг овладело такое острое чувство одиночества, что она оглядела все вокруг затуманенным взором, как бы пытаясь отыскать, на что опереться, ведь даже Тедди ее покинул. Если бы только она знала, какой подарок ко дню рождения все приближался и приближался к ее дому, она не сказала бы себе: «Я немножко поплачу потом, когда улягусь в постель. А сейчас не годится быть мрачной». И Джо провела рукою по глазам – ведь одной из ее мальчишеских привычек было никогда не знать, где ее носовой платок, но, едва она успела вызвать на лицо свое улыбку, как с крыльца послышался стук в дверь. С гостеприимной поспешностью она дверь отворила и вздрогнула, словно новый призрак явился, чтобы сделать ей сюрприз. На крыльце стоял высокий бородатый джентльмен, сияя ей улыбкой из темноты, как полуночное солнце.

– О, мистер Баэр, я так рада вас видеть! – воскликнула Джо, схватив его за руку, словно боялась, что ночь поглотит гостя прежде, чем она успеет втащить его в дом.

– И я – видеть мисс Марш. Но нет, вы имеет гости. – И профессор умолк, расслышав голоса и постукивание танцующих ног, доносящиеся к ним сверху.

– Нет, это моя сестра с друзьями, они только что вернулись домой, и мы все очень счастливы. Входите и станьте одним из нас.

Мистер Баэр был человеком весьма общительным, однако я думаю, что он все же вполне красиво ушел бы и явился снова в другой день, но как он мог это сделать, если Джо заперла дверь у него за спиной и лишила его шляпы? По-видимому, и выражение ее лица сыграло в этом свою роль, так как она при его появлении забыла скрыть свою радость и проявила ее с откровенностью, неопровержимо доказавшей этому одинокому человеку, что столь радостный прием превышает самые смелые его ожидания.

– Эсли я не буду Monsieur de Trop[256], я буду так радый видеть их все. Вы болел, мой друг?

Он задал этот вопрос быстро и неожиданно, так как, когда она вешала его пальто, свет упал ей на лицо и профессор увидел, что Джо изменилась.

– Нет, я не болела, я просто устала и горюю. У нас тут случилась беда за то время, что мы с вами не виделись.

– Ах да, я снаю. Мое сердце болел за вас, когда я слышал это. – И он снова пожал ей руку с искренним участием, ставшим для Джо таким утешением, какое могло сравниться лишь со взглядом этих добрых глаз и с пожатием этой большой, теплой руки.

– Папа, маменька, это – мой друг, профессор Баэр, – произнесла Джо, а лицо ее и голос были исполнены такой гордости и удовольствия, что она могла бы с тем же эффектом рывком распахнуть дверь и протрубить в фанфары.

Если бы этого незнакомца одолевали сомнения по поводу его приема, они тотчас исчезли бы, так сердечно был он здесь встречен. Его приветствовали очень доброжелательно, поначалу просто ради Джо, но вскоре и ради него самого, так как он всем им понравился. Тут ничего нельзя было поделать, ведь он обладал талисманом, открывавшим любые сердца, и эти простые люди сразу же тепло расположились к нему и были еще более дружелюбны из-за того, что он беден. Ибо бедность обогащает тех, кто живет, не считаясь с нею, выше ее, и становится надежным пропуском к поистине гостеприимным душам. Мистер Баэр сидел, глядя вокруг с видом путешественника, постучавшего в чужую дверь и, когда ее отворили, обнаружившего, что он оказался дома. Малыши вились вокруг него, словно пчелы вокруг горшочка с медом и, решительно утвердившись на каждом его колене, с детской беспардонностью продолжали завладевать им, обыскивая его карманы, теребя его бороду и исследуя его часы. Женщины взглядами телеграфировали свое одобрение друг другу, а мистер Марч, чувствуя, что обрел в госте родственную душу, открыл ему самые редкостные из своих задумок, в то время как молчаливый Джон Брук слушал и наслаждался их беседой, не произнося ни слова, а мистер Лоренс счел для себя невозможным отправиться спать.