– Не сегодня, дорогой. Не смогу я сегодня показывать свои успехи.
Однако кое-что она все-таки показала, и гораздо лучшее, чем способности или умение, потому что она пела песни Бет с такой музыкальной нежностью в голосе, какой не мог бы научить ни один даже самый лучший учитель пения, и тронула сердца слушателей так сладостно и мощно, как никакое иное вдохновение не помогло бы ей этого сделать.
В комнате стало очень тихо, когда ее чистый голос вдруг оборвался на последней строке любимого гимна Бет. Трудно было произнести: «Нет горя на земле, что Небо не излечит!» – и Эми, чувствуя, что ее возвращение домой не было вполне совершенным без поцелуя Бет, прислонилась к мужу, стоявшему позади нее.
– А теперь мы должны завершить все песней Миньоны, потому что мистер Баэр ее поет, – поспешила сказать Джо, прежде чем молчание стало гнетущим. А мистер Баэр, прочистив горло довольным «кхм», прошел в тот угол, где стояла Джо, и спросил:
– Вы будет петь со мной? Мы отлично идем вместе.
Это, кстати говоря, была весьма приятная, но выдумка, ведь в музыке Джо ориентировалась ничуть не больше кузнечика. Однако Джо согласилась бы, даже если бы профессор предложил ей пропеть целую оперу, и радостно зачирикала, не считаясь ни с мелодией, ни с ритмом. Впрочем, большого значения это не имело, ибо мистер Баэр, как истый германец, пел от всей души и очень хорошо, тогда как Джо вскоре умерила свой пыл до приглушенного подпевания, чтобы и самой суметь услышать густой и мягкий голос, певший, казалось, для нее одной.
«Ты знаешь ли край[257]
, где лимонные рощи цветут…» – это когда-то была любимейшая строка профессора, ведь «край» – «das Land» – означал тогда для него Германию, однако теперь он, казалось, с особым теплом и мелодичностью выпевал слова:И одна из слушавших была так взбудоражена этим приглашением, что готова была ответить – да, она знает этот край и с радостью отправится туда, когда только он пожелает.
Песня имела большой успех, и певец удалился на свое место, увенчанный лаврами. Но через несколько минут он совершенно забыл о хороших манерах и пристально уставился на Эми, надевавшую шляпку, так как ее представили ему, просто сказав «моя сестра», и никто с самого прихода профессора не удосужился назвать ее новым именем. Он еще более забылся, когда Лори произнес в самом своем элегантном стиле:
– Мы с женою очень рады знакомству с вами, сэр. Пожалуйста, не забывайте, что в соседнем доме вас всегда ждет радушный прием.
Тут наш профессор поблагодарил его так сердечно и выглядел таким сияющим от удовольствия, что Лори счел его самым экспансивным из всех пожилых людей, каких он в жизни встречал.
– Я тоже уйду, дорогая мадам, но непременно приду снова, эсли вы дозволит, ибо небольшой дело в городе задержит меня здесь несколько дней.
Профессор обращался к миссис Марч, но смотрел он на Джо, а ответ матери на его просьбу был таким же сердечным, как взгляд ее дочери, ведь миссис Марч была вовсе не так равнодушна к интересам своих дочерей, как полагала миссис Моффат.
– Мне представляется, что он – человек мудрый, – произнес мистер Марч, стоявший на коврике у камина после ухода последнего гостя.
– А я уверена, что он – человек хороший, – с явным одобрением добавила миссис Марч, заводя большие часы.
– Я так и думала, что он вам понравится, – вот и все, что сказала Джо, ускользая из гостиной к себе – спать.
Ей очень хотелось бы знать, что за дело привело мистера Баэра в их город, и в конце концов решила, что он получил какое-то весьма почетное назначение, но из скромности не хотел о нем упоминать. Если бы она видела его лицо, когда он смотрел на портрет строгой, даже суровой юной леди с массой пышных волос на голове и, по-видимому, мрачно вглядывающейся в будущее, это зрелище могло бы пролить какой-то свет на сей сюжет, особенно когда профессор выключил газовый рожок и в темноте поцеловал портрет.
Глава двадцать первая. Милорд и миледи
– Прошу вас, мадам матушка, не могли бы вы одолжить мне мою жену на полчасика? Пришел багаж, и я уже перевернул вверх тормашками все парижские наряды и украшения Эми, пытаясь отыскать кое-какие нужные мне вещицы, – спросил Лори, войдя на следующий день в гостиную и обнаружив миссис Лоренс сидящей на коленях у матери, будто ее снова, как когда-то, «делали малышкой».
– Конечно! Иди, моя дорогая, я и забыла, что у тебя есть еще дом, кроме нашего. – И миссис Марч сжала белую ручку, на которой красовалось обручальное кольцо, словно прося прощения за материнскую жадность.
– Я бы не пришел за нею, если бы мог что-то с этим поделать, но я никак не могу обойтись без моей маленькой женщины, словно…
– Словно флюгер без ветра! – предложила Джо, поскольку Лори замолк, подыскивая сравнение. После приезда Тедди она снова стала самой собою, такой же язвительной, какой была прежде.