Маленькие женщины

– Так оно и будет, мой ангел, ты станешь это делать, как ангелу и подобает! – воскликнул Лори, решив основать и финансировать некое учреждение со специальной целью помогать молодым женщинам с наклонностями к искусству, в нем вспыхнула страсть к филантропическим деяниям. – Богатые не имеют права просто сидеть и наслаждаться или накапливать деньги ради того, чтобы их зря тратил кто-то другой. Ведь и вполовину не так разумно оставлять наследство после своей смерти, как еще при жизни мудро воспользоваться своими деньгами и радоваться, что с их помощью сделал счастливым своего ближнего. Мы и сами сможем радоваться жизни и получать еще дополнительное удовольствие, щедро одаривая других. Хочешь стать маленькой Доркас[259], ходить повсюду с большой корзинкой, опустошать ее, раздавая всякие вещи, и наполнять добрыми делами?

– Да, со всей душою, если ты будешь храбрым святым Мартином[260], прерывающим свой доблестный путь по всему миру ради того, чтобы укрыть нищего своим плащом.

– Договор заключен и вся выгода – на нашей стороне!

И наша молодая пара, подтвердив сделку рукопожатием, радостно возобновила прогулку по гостиной с ощущением, что их уютный дом стал для них еще более домом из-за того, что они собираются добавить света и в другие дома, и веря, что их ноги станут с бóльшим правом ступать по открывающейся перед ними дороге, обсаженной цветами, если станут разглаживать ухабистые пути для других ног, и понимая, что их души еще теснее связывает друг с другом любовь, не забывающая о тех, кто не столь благословен, как они сами.

Глава двадцать вторая. Дейзи и Деми

Я не смогу со всем правом почувствовать, что выполнила свой долг как смиренный историк семейства Марч, не посвятив хотя бы одной главы самым драгоценным и важным его членам. Дейзи и Деми теперь достигли того возраста, когда человек уже несет ответственность за свои поступки, ибо в наш скорый век малыши трех-четырех лет не только заявляют, но и обретают свои права, что гораздо более того, что получают многие из тех, кто старше их. Если когда-либо на свете и существовала парочка близнецов, над которыми нависла угроза быть крайне избалованными, то это именно наши маленькие щебечущие Бруки. Конечно же, они – самые замечательные из когда-либо являвшихся на свет детей, как вам станет очевидно, если я упомяну, что ходить они начали уже в восемь месяцев от роду, заговорили связно в год, а в два уже заняли свои места за большим столом и вели себя настолько прилично, что вызывали восхищение всех, кто это видел. В три года Дейзи потребовала «игойку» и действительно сшила четырьмя стежками мешочек. Кроме того, она завела целое хозяйство в кухонном чулане и управлялась с микроскопической плитой с таким умением, что вызывала слезы гордости на глаза старой Ханны. Деми тем временем выучивал с дедушкой буквы, причем дедушка изобрел новый способ обучения алфавиту, изображая буквы с помощью рук и ног, тем самым совмещая гимнастику для головы с гимнастикою для конечностей. У мальчика очень рано развились гениальные способности ко всякой механике, что восхищало его отца и приводило в отчаяние его мать, ибо он пытался воссоздать каждую увиденную им машину и приводил детскую в хаотический беспорядок посредством своей «швишины» – загадочной конструкции из веревки, стульев, бельевых прищепок и катушек – для того, чтобы колесики ходили «квугом и квугом». А еще на спинку стула была навешена корзина, куда он тщетно пытался поднять свою слишком доверчивую сестренку, которая с женской преданностью позволила брату стукать ее головой об это сооружение до тех пор, пока ее не спасли, после чего изобретатель возмущенно заметил: «Ну, ма-а-ма! Это зе мой лиф, и я побоваю ее пондять».

Совершенно несхожие характерами, близнецы тем не менее отлично ладили между собой и редко ссорились более трех раз за день. Деми тиранил Дейзи, но доблестно защищал ее от всех иных агрессоров, а Дейзи охотно соглашалась на роль галерного раба и обожала своего братца – единственное совершенное существо на свете. Дейзи – розовощекое, пухленькое, солнечное создание – находила путь к сердцу всех и каждого и поселялась там навсегда. Она была из тех очаровательных малышек, которые просто созданы для того, чтобы их ласкали, прижимали к груди, наряжали, поклонялись им, как маленьким богиням, и выставляли на всеобщее обозрение и одобрение по любому праздничному поводу. Ее детские достоинства были так милы, что девочку сочли бы поистине ангелоподобной, если бы у нее не было нескольких небольших недостатков, которые оставляли ее восхитительно человечной. В ее маленьком мире всегда царила прекрасная погода, и каждое утро, еще в ночной рубашечке, она взбиралась на подоконник, заглядывала в окно и восклицала, даже если шел дождь или снег: «О, хавоший дей! О-о, хавоший дей!» Все и каждый становились ей друзьями, и она дарила поцелуи незнакомцам так доверчиво, что даже заядлый холостяк сдавался ей на милость, а те, что любили детей, становились ее верными поклонниками.