Маленькие женщины

– Конечно честно. Всё, что скажете, – отвечает недальновидная родительница, готовясь спеть им про «Трех маленьких котят» не менее полудюжины раз подряд или повести их за покупками песенкой «Купим булочку за пенни», невзирая на ветер или опасность. Однако Деми загоняет маму в угол хладнокровным ответом:

– Тогда мы пойдем и съедим весь изюм.

Тетя Додо была у детей самым главным соратником в играх, и это трио переворачивало вверх тормашками весь дом. Тетя Эми пока что существовала для них всего лишь как имя, тетя Бет вскоре стала приятно смутным воспоминанием, а вот тетя Додо являлась им как живая реальность: оба малыша использовали ее «на всю катушку», и за такой «комплимент» сама Джо была им глубоко благодарна. Однако когда приехал мистер Баэр, Джо забросила своих сотоварищей по играм, и их души были охвачены тревогой и отчаянием. Дейзи, любившая расхаживать повсюду, продавая вразнос свои поцелуйчики, потеряла своего самого надежного покупателя и обанкротилась. Деми с детской проницательностью вскоре обнаружил, что Додо больше любит играть с медведь-человеком, чем с ним, но, хотя и был уязвлен, скрывал свою боль, ибо не осмеливался оскорбить соперника, чей жилетный карман был доверху набит шоколадным драже, а в другом хранились часы, которые легко вынимались из чехольчика и восхищенные желающие могли трясти сколько угодно.

Конечно, кое-кто был бы способен счесть такие милые поблажки просто взятками, но Деми никогда не рассматривал их в таком свете и не переставал «опекать» медведь-человека с глубокомысленным дружелюбием, тогда как Дейзи дарила ему свое не слишком большое расположение лишь в последнюю очередь, тем не менее считая его плечо своим троном, его руки – своим укрытием, а его подарки – превосходящими все остальные.

Джентльмены порою бывают охвачены неожиданно горячей любовью к юным родичам дам, которым они оказывают честь своим вниманием, однако такой фальшивый приступ чадолюбия сидит на них, как не по мерке костюм, и никого ни на йоту не обманет. Любовь же мистера Баэра к детям была искренней и поэтому эффективной, ибо честность есть наилучшая политика – что в любви, что в суде. Он был из тех мужчин, которые чувствуют себя с детьми совершенно в своей стихии, и выглядел особенно счастливым, когда маленькие детские физиономии создавали приятный контраст с его мужественным лицом. Его занятия, какими бы они ни были, день за днем поглощали его время, но редко случалось так, чтобы вечер не привел его повидать… вообще-то, он всегда спрашивал о мистере Марче, так что, я полагаю, именно его он и хотел видеть и наслаждался беседой с ним, столь близким ему по духу, пока случайное замечание более наблюдательного внука вдруг не отрезвляло мистера Марча.

Как-то вечером, войдя в дом, мистер Баэр остановился на пороге кабинета, в изумлении наблюдая открывшуюся перед ним сцену. Распростершись на полу, мистер Марч лежал, высоко задрав свои весьма респектабельные ноги, а рядом с ним, точно так же распростершись, лежал Деми, пытаясь воспроизвести позицию деда своими короткими, одетыми в красные чулочки ножками. Оба ползуна были настолько серьезно поглощены этим упражнением, что не замечали зрителей, пока мистер Баэр не рассмеялся своим звучным смехом, а совершенно скандализованная Джо не воскликнула:

– Папа! Папа, профессор пришел!

И тогда опустились облаченные в черное ноги, и поднялась седая голова, и наставник сказал с невозмутимым достоинством:

– Добрый вечер, мистер Баэр! Одну минуту, извините меня, пожалуйста. Мы как раз заканчиваем урок. Ну, теперь, Деми, сделай букву и скажи нам, как она называется.

– Я его знаю! – И после нескольких конвульсивных попыток красные ножки поднялись, изобразив как бы две ножки циркуля, а сообразительный ученик с торжеством выкрикнул: – Это «Ви», деда, это «Ви»![264]

– Да он – прирожденный Уэллер![265] – рассмеялась Джо, тогда как ее родитель поднимался на ноги, а племянник пытался встать на голову, посчитав это за единственный способ выразить свое удовольствие от окончания школьных занятий.

– Чем же еще ты занимался сегодня, bubсhen?[266] – спросил мистер Баэр, поднимая гимнаста на руки.

– Я ходил видеть маленькую Мэри.

– А что ты делаль там?

– Я ее целовал, – с наивным простодушием отвечал Деми.

– Фуй! Ты начиналь рано! И что сказаль на это маленькая Мэри? – спросил мистер Баэр, продолжая исповедовать юного грешника, который задержался на его колене, исследуя упомянутый жилетный карман.

– О, ей это понравилось, и она меня целовала, и мне понравилось. А разве маленьким мальчикам не нравятся маленькие девочки? – спросил Деми с набитым ртом и с видом полнейшего удовлетворения.

– Ах ты, драгоценный мой цыпленок! Кто же вложил это в твою головенку? – воскликнула Джо, восхищаясь невинными откровениями не меньше, чем профессор.

– Это у мне не в голове, это в роте! – пояснил буквалист Деми, высунув язык с шоколадным драже на нем, полагая, что его тетушка говорит не об идеях, а о конфетах.