Маленькие женщины

Не будь Джо занята иным образом, поведение Лори ее позабавило бы, потому что какой-то укол – нет, не ревности, но скорее подозрения – заставил нашего джентльмена поначалу держаться свысока и наблюдать за новоприбывшим с чисто братской настороженностью. Однако продолжалось это недолго. Вопреки самому себе он заинтересовался разговором и, сам того не заметив, оказался втянут в круг беседующих. Ибо, скажем по справедливости, мистер Баэр в этой дружелюбной атмосфере говорил хорошо. Он редко обращался к Лори, но часто взглядывал на него, и по лицу его пробегала тень, словно, глядя на молодого человека в расцвете лет, он жалел о своей ушедшей юности. Затем его взор устремлялся к Джо с такой грустью, что она наверняка ответила бы на его немой вопрос, если бы это видела. Но Джо приходилось внимательно следить за собственными глазами, и, понимая, что не может им довериться, она упорно не спускала их с детского носочка, который вязала, как образцовая незамужняя тетушка.

Время от времени она все же украдкой бросала на компанию взгляд, и он придавал ей силы, как глоток свежей воды после ходьбы по пыльной дороге, потому что иногда, незаметно взглянув искоса, она могла увидеть кое-какие добрые предзнаменования. Лицо мистера Баэра утратило растерянное выражение, оживилось и говорило о его интересе к тому, что происходит в данный момент. «Оно стало по-настоящему молодым и прекрасным», – подумала она, забыв сравнить профессора с Лори, как обычно сравнивала со своим мальчиком всех других мужчин, к величайшему их уничижению. Кроме того, он казался весьма воодушевленным, хотя погребальные ритуалы древних, к которым прибрела каким-то образом беседа, вряд ли можно было счесть таким уж оживляющим сюжетом. Джо просияла, когда Лори оказался разбит в споре, а увидев глубокую заинтересованность на лице отца, подумала: «Как он будет наслаждаться, беседуя каждый день с таким человеком, как мой профессор!» В довершение всего на мистере Баэре красовался новый черный костюм, в котором он выглядел еще более джентльменом, чем когда-либо. Его непослушные волосы были подстрижены и гладко причесаны, однако не могли оставаться в таком порядке сколько-нибудь долго, ибо в волнующие моменты он, как всегда, забавно их ерошил, а Джо больше нравилось, когда они стояли торчком и вовсе не были приглажены, так как она считала, что тогда они придают прекрасному лбу профессора нечто от Юпитера. Бедняжка Джо, как же она превозносила этого не очень красивого человека, сидя в молчании со своим вязаньем, но не упуская ничего, даже того факта, что в безупречных манжетах мистера Баэра поблескивали золотые запонки. «Ах, милый мой старина! Он не мог бы лучше принарядиться, даже если бы собирался за кем-то ухаживать», – сказала себе Джо, и тут вдруг мысль, порожденная этими словами, вызвала на ее лицо такой яркий румянец, что ей пришлось уронить клубок ниток и опуститься за ним на пол, чтобы лицо спрятать.

Однако маневр этот возымел вовсе не тот успех, какого она ожидала, ибо как раз тогда, когда профессор поджигал погребальный костер, метафорически выражаясь, он бросил свой факел и совершил нырок за маленьким синим шариком. Разумеется, он и Джо ударились друг о друга лбами, у каждого посыпались искры из глаз, и оба поднялись на ноги, раскрасневшись и рассмеявшись, но без клубочка. И каждый вернулся на свое место, жалея о том, что оно было покинуто.

Никто не заметил, куда подевался вечер, потому что Ханна в ранний час и очень умело извлекла из него малышей, их головки покачивались, словно два розовых мака, а мистер Лоренс отправился домой отдыхать. Остальные сидели кружком у камина, совершенно не обращая внимания на течение времени, пока не собралась уходить Мег, в чьей материнской головушке создалось твердое убеждение, что Дейзи выпала из кроватки, а Деми поджег на себе ночную рубашку, изучая строение спичек.

– Нам нужно спеть хором, как мы раньше всегда пели, ведь мы снова собрались все вместе, – предложила Джо, чувствуя, что громогласное пение даст благополучный и приятный выход ликованию, таящемуся в ее душе.

Они были не «все вместе». Но никто не счел слова Джо неразумными или не соответствующими истине, ведь казалось, что Бет по-прежнему среди них, ее умиротворяющее присутствие, пусть невидимое, было еще более дорого, чем прежде, ведь даже смерть не могла разбить этот семейный союз, который нерушимо спаяла любовь. Стульчик Бет стоял на прежнем месте. Опрятная корзинка с остатком работы, которую Бет не успела закончить, когда «игла стала такой тяжелой», все еще была видна на привычной полке. Любимый инструмент, к которому теперь редко кто прикасался, никуда не был сдвинут, а поверх него – лицо Бет, безмятежное и улыбающееся, как в ранние дни, глядело вниз, на собравшихся, как бы говоря: «Будьте счастливы. Я – здесь».

– Сыграй что-нибудь, Эми. Пусть все услышат, насколько ты лучше стала играть, – предложил Лори с извинительной гордостью за свою многообещающую ученицу.

Но Эми прошептала с глазами, полными слез: