Маленькие женщины

В воскресенье, в канун Дня благодарения, Дан сидел в часовне, наблюдая за несколькими гостями на отведенных им местах, – он вглядывался в них тревожно, боясь увидеть знакомое лицо: его до полусмерти пугала мысль, что в тюрьме появится кто-то из знакомых. Нет, одни незнакомцы, так что Дан скоро забыл о них, вслушиваясь в ободряющие слова капеллана и печальное пение многих отягощенных сердец. Гости часто обращались к заключенным с речью, поэтому никто не удивился, когда одна из дам – ей предложили сказать несколько слов – поднялась и пообещала, что расскажет короткую историю; при этих словах те, кто помладше, навострили уши и даже старшие явно заинтересовались: их подбадривало любое отвлечение от их монотонной жизни.

Говорившая была средних лет, в черном, с ласковым лицом, сострадательным взглядом и голосом, который так и согревал сердце, – в нем звучали материнские нотки. Дану она напомнила миссис Джо, поэтому он ловил каждое слово, чувствуя, что оно обращено непосредственно к нему, ибо так случилось, что прозвучали эти слова в тот самый момент, когда ему нужно было, чтобы теплое воспоминание растопило лед отчаяния, сковавший все добрые побуждения его натуры.

История оказалась незамысловатой, но захватила всех с первых же слов: речь шла о двух солдатах, лежавших в госпитале во время последней войны, – оба получили тяжелые раны в правую руку, и оба только о том и думали, чтобы сохранить способность зарабатывать на жизнь и не вернуться домой калеками. Один был терпелив, сговорчив, беспрекословно выполнял все указания – даже когда ему сообщили, что руку не спасти. Он покорился и, пройдя через жестокие страдания, поправился, благодарный, что сохранил жизнь, хотя сражаться больше и не мог. Второй взбунтовался, не слушал ничьих советов и, поскольку операцию откладывали слишком долго, умер медленной смертью, горько сожалея о своем неразумии – но было уже поздно.

– Так вот, поскольку в любой истории должна быть мораль, будет она и в моей, – добавила дама с улыбкой, обводя взглядом лица молодых людей и печально гадая, как они оказались в таком месте. – Здесь у вас – госпиталь для солдат, раненных в битве жизни; есть здесь больные души, ослабшая воля, безумные страсти, ослепшая совесть – все недуги, которые проистекают из нарушения закона, навлекая неизбежные страдания и расплату. Каждому уготована помощь и надежда, ибо милосердие Господа безгранично, а милость человеческая велика, но достичь исцеления можно лишь через покаяние и приятие. Заплатите эту цену с должным мужеством, ибо она справедлива, но почерпните из страданий и стыда силы для лучшей жизни. Шрам останется, но лучше потерять обе руки, чем собственную душу, а эти тяжкие годы могут оказаться не потерянными, но самыми ценными в вашей жизни, если научат вас обуздывать свои страсти. Ах, друзья мои, постарайтесь изжить горькое прошлое, отмыться от греха и начать заново. Если не ради себя, то ради любимых ваших матерей, детей и жен, которые ждут вас с такой надеждой и терпением. Не забывайте про них, пусть их любовь и верность не будут растрачены втуне. А если есть здесь такие, у кого нет ни одного друга, пусть их поддерживает мысль об Отце, объятия которого открыты всегда, чтобы принять, простить и утешить Его блудных сынов, пусть даже они и пришли к Нему слишком поздно.

На этом краткая проповедь завершилась, но проповедница сразу поняла, что ее слова, сказанные от всего сердца, не пропали втуне, ибо один юноша повесил голову, а несколько лиц смягчилось – на них набежала тень светлых воспоминаний. Дану пришлось прикусить губу, чтобы она не дрожала, и опустить глаза, чтобы скрыть затуманившую их влагу, когда прозвучали слова об ожидающих в надежде друзьях. Он был рад остаться один в своей камере и долго сидел в глубокой задумчивости, вместо того чтобы попробовать забыться сном. Видимо, именно этих слов и не хватало, чтобы показать ему, в каком положении он оказался и насколько важны следующие несколько дней для определения его судьбы. Присоединиться к «дурному обществу» и, возможно, добавить к уже совершенному преступлению еще одно, удлинить срок заточения, которое и так дается ему с трудом, намеренно повернуться спиной ко всему хорошему, отречься от будущего, которое, возможно, его еще ждет? Или лучше, подобно более мудрому герою истории, покориться, снести справедливое наказание, попытаться обратить его себе во благо? Хотя шрам и останется, он может стать напоминанием о битве, которая еще до конца не проиграна – он ведь спас свою душу, пусть и утратил невинность? И тогда ему, возможно, хватит душевной крепости вернуться домой, сознаться во всем и обрести новые силы в сострадании и утешениях тех, кто никогда не сочтет его безнадежным.