Маленькие женщины

В ту ночь добро и зло боролись в душе Дана, как ангел и дьявол – за душу Синтрама, и трудно было сказать, кто выйдет победителем: безрассудная природа или любящее сердце. Угрызения совести и накопившиеся обиды, стыд и горе, гордость и страсти вышли на битву в тесном узилище, и бедолаге казалось, что со столь яростными противниками ему еще не доводилось иметь дела. Чашу весов склонила одна мелочь – так оно часто бывает в наших непостижимых сердцах: капля сострадания помогла молодому человеку определиться с жизненным курсом, который мог привести и к благу, и к беде.

В самый темный предрассветный час, когда Дан лежал без сна на своей койке, сквозь прутья решетки пробился луч света, засов тихо отомкнули, вошел человек. То был добрый капеллан, ведомый тем же инстинктом, который заставляет мать подойти к постели больного ребенка; долгий опыт врачевания душ научил его видеть в суровых лицах проблески надежды и угадывать, в какой момент необходимо задушевное слово или укрепляющее лекарство в виде искренней молитвы, способной утешить и исцелить усталые и страждущие сердца. Он и раньше приходил к Дану в неурочное время, но всегда заставал того в настроении угрюмом, безразличном или вздорном – и молча удалялся, чтобы терпеливо дожидаться своего часа. Наконец этот час настал: на лице узника, когда на него упал свет, отразилось облегчение, а человеческий голос показался ему на удивление приятным после того, как Дан столько вслушивался в нашептывания страстей, сомнений и страхов, на долгие часы обосновавшихся в камере, – они смущали своей мощью и напоминали, как истово он нуждается в помощи, чтобы должным образом проявить себя в битве, в которую вступал без доспехов.

– Кент, несчастный Мейсон скончался. Он просил передать вам несколько слов, и я счел необходимым сделать это немедленно, ибо мне показалось, что вас тронули сегодняшние речи и вы нуждаетесь в той самой помощи, которую Мейсон и пытался вам оказать, – произнес капеллан, усаживаясь на единственный табурет и устремляя взгляд добрых глаз на мрачную фигуру на постели.

– Благодарю вас, сэр, с удовольствием выслушаю, – отвечал Дан, у которого при этом перехватило дух от жалости, ведь бедняга умер в тюрьме, так и не взглянув в последний раз на жену и детей.

– Он отошел внезапно, однако про вас вспомнил и просил передать следующее: «Скажите, пусть он этого не делает, пусть держится, старается изо всех сил, а когда срок выйдет, пусть отправится прямо к Мэри – она его примет ради меня. У него нет друзей в здешних местах, ему будет одиноко, но рядом с женщиной человеку, переживающему тяжелые времена, будет покойно и безопасно. Передайте ему мой дружеский прощальный привет, ибо он был ко мне добр и Господь воздаст ему за это». После этого он тихо скончался и завтра отправится в свой дом, получив Господнее прощение, ибо человеческое запоздало.

Дан ничего не сказал, лишь закинул руку на лицо и лежал неподвижно. Увидев, что нехитрое послание подействовало даже сильнее, чем он ожидал, капеллан продолжил, не сознавая, каким утешением стал его отеческий голос для несчастного узника, который мечтал о «возвращении домой», но был убежден, что лишил себя права на это.

– Надеюсь, вы не разочаруете своего скромного друга, который в последний миг думал только о вас. Я знаю, что в тюрьме назревают беспорядки, и боюсь, что вас склонят к тому, чтобы примкнуть к недостойным. Не делайте этого, ибо умысел их не увенчается успехом – так оно бывает всегда – и обидно будет испортить вашу репутацию, которая пока почти не пострадала. Мужайтесь, сын мой, пусть этот тяжелый опыт пойдет вам не во вред, а на пользу. Помните, что благодарная женщина ждет вас в своем доме, чтобы выразить свою признательность – если у вас нет иных друзей, а если есть, сделайте ради них все возможное, а еще попросим Господа помочь так, как помочь в состоянии только Он.