Маленькие женщины

Он оказался прав: жизнь уже преподавала Нату уроки, причем со стремительностью, которая сильно удивила бы его оставшихся дома друзей. Мужские задатки, так радовавшие миссис Джо, развивались в неожиданном направлении, и тихоня Нат погрузился в наиболее безобидные развлечения, доступные в оживленном городе, с пылом неопытного юнца, впервые почувствовавшего вкус удовольствий. Полная свобода и ощущение самостоятельности были упоительны, ибо бесчисленные благодеяния начинали казаться ему бременем, хотелось встать на собственные ноги и найти свой путь в жизни. Здесь никому не было ведомо его прошлое; обладая обширным гардеробом, значительной суммой на счету и обучаясь у лучшего преподавателя в Лейпциге, он дебютировал в роли юного джентльмена-музыканта, а в свет его вывели всеми уважаемый профессор Баэр и богатый мистер Лоренс – у последнего было множество друзей, готовых распахнуть свои двери перед его протеже. Благодаря таким рекомендациям, свободному владению немецким, скромным манерам и безусловному таланту, новоприбывший юноша был встречен с исключительной сердечностью и незамедлительно введен в круг, доступа в который безуспешно добивались многие честолюбивые молодые люди.

Все это несколько вскружило Нату голову; и вот, сидя в блеске огней оперного театра, беседуя с дамами на великосветском приеме или порхая в танце с дочерью знаменитого профессора (он при этом пытался вообразить, что это Дейзи), Нат часто задумывался, неужели этот жизнерадостный молодой человек и есть тот самый бедный, бездомный уличный музыкант, который некогда высадился под дождем из дилижанса у ворот Пламфилда. Сердце у него было верное, побуждения благие, амбиции возвышенные; однако слабость его натуры проявилась во всей полноте, тщеславие сбило с толку, удовольствия опьянили, и на какое-то время он забыл обо всем, кроме радостей новой прелестной жизни. Не желая сознательно никого обманывать, он, однако, не развеивал представлений о том, что он – отпрыск благородного семейства с большими видами на будущее; ему случалось похваляться богатством и влиятельностью мистера Лори, славой профессора Баэра, авторитетом колледжа, в котором он получил образование. Сентиментальные фрейлейн с удовольствием слушали про миссис Джо, книги которой успели прочесть, а исполненным симпатии маменькам он повествовал об очаровании и добродетелях своей ненаглядной Mädchen. Эта мальчишеская похвальба и невинное самолюбование перетолковывались сплетниками, Нат представал весьма значимым человеком – к собственному его удивлению, удовлетворению и отчасти – стыду.

В итоге ему пришлось пожать горькие плоды своего тщеславия, ибо, поняв, что его считают представителем высшего класса, он скоро пришел к мысли, что не может жить на скромной квартире, которую выбрал поначалу, не может вести тихую, сосредоточенную на учебе жизнь, которую для него замышляли. Он познакомился с другими студентами, с молодыми офицерами и всевозможными прожигателями жизни – ему льстило, что в их обществе ему рады; разумеется, подобные удовольствия были затратными, и Нат часто ощущал уколы совести. Тем не менее он поддался искушению и снял более дорогое жилье на более модной улице, оставив добрую фрау Тецель горевать о потере, а свою соседку-художницу, фрейлейн Фогельштайн, покачивать седыми локонами и предрекать, что он еще вернется, погрустневшим и помудревшим.

Деньги, выделенные ему на расходы и незамысловатые удовольствия, которые не мешали бы учебе, Нату представлялись целым состоянием, хотя их в его распоряжении было меньше, чем поначалу предлагал щедрый мистер Лоренс. Профессор Баэр с обычной своей мудростью предписал ему проявить благоразумие, ибо Нат не обучен обращению с деньгами, а славный профессор знал, в какие искусы способен ввести набитый кошелек в этом возрасте, когда удовольствия ценятся столь высоко. Нат от души наслаждался своей изящной квартиркой и безрассудно пополнял ее все новыми предметами роскоши. Музыку он любил и никогда не пропускал занятий, а вот часы, предназначавшиеся для самостоятельной работы, слишком часто уходили на посещение театров, балов, пивных или клубов – в этом не было ничего дурного, кроме растраты бесценного времени и средств, Нату не принадлежавших. Подлинных пороков у Ната не было, и досуг он проводил так, как подобает порядочному человеку, – пока. Однако в нем постепенно наметилась перемена к худшему, – он сам это чувствовал. Первые шаги по усыпанной цветами дороге вели его не вверх, а вниз, а постоянное беспокойство, что он не оправдывает возложенных на него надежд, заставляло Ната в те немногие спокойные часы, которые он проводил наедине с собой, терзаться мыслью, что с ним что-то не так, хотя он и живет в подлинном водовороте удовольствий.