В этот день в Пламфильде гладили постельное белье, и жаркий огонь все еще горел в пустой кухне, откуда горничные ушли наверх в свою комнату, чтобы отдохнуть. Нэн положила на горящие угли тонкую кочергу, чтобы раскалить ее, а сама, пока сидела в ожидании, закрыла лицо руками, прося помощи у Бога в эту, так неожиданно пришедшую, тяжелую минуту, когда ей потребовались и сила духа, и смелость, и благоразумие, а рядом не было никого, к кому она могла бы обратиться за советом. Несмотря на свой юный возраст, она знала, что надо сделать, если только у нее хватит на это хладнокровия. К любому другому пациенту она отнеслась бы со спокойным любопытством, но то, что в опасности оказался милый, славный Робин, гордость отца, утешение матери, всеобщий любимец и друг, было совершенно ужасно, и несколько горячих слез упали на добела выскобленный деревянный стол, пока Нэн старалась успокоиться, напоминая себе, что, вполне вероятно, их предположения ошибочны и все это естественная, но напрасная тревога.
– Я должна сделать вид, что не придаю случившемуся большого значения, иначе мальчики потеряют самообладание, и тогда начнется паника. Зачем огорчать и пугать всех, пока мы еще ничего не знаем наверняка? Я не буду никого волновать. После прижигания я сразу же отведу Роба к доктору Моррисону и позову ветеринара осмотреть Дона. А потом, сделав все, что можем, мы посмеемся над нашими страхами… если это только страхи… или будем готовы ко всему, что бы ни случилось. Теперь займемся моим бедным мальчиком.
Вооружившись раскаленной докрасна кочергой и прихватив кувшин ледяной воды и несколько носовых платков с рамы для сушки белья, Нэн вернулась в амбар, готовая сделать все, на что была способна, в этом самом серьезном в ее практике случае «оказания неотложной медицинской помощи». Мальчики сидели неподвижно, как статуи: один – воплощение отчаяния, другой – покорности судьбе; и Нэн потребовалась вся ее хваленая выдержка, чтобы сделать ее работу быстро и хорошо.
– Ну, Роб, одна минута, и тогда мы в безопасности. Стой рядом, Тед; Роб может почувствовать головокружение, и его надо будет поддержать.
Роб закрыл глаза, стиснул руки и сидел как герой. Тед стоял на коленях рядом с ним, испуганный и белый как полотно; угрызения совести мучили его, а сердце останавливалось при мысли о том, что всю эту ужасную боль Робу придется вынести только из-за его, Теда, упрямства. Все было кончено за минуту, только с одним маленьким стоном, но, когда Нэн взглянула на своего ассистента, чтобы тот подал кувшин с ледяной водой, оказалось, что вода больше нужна самому Теду: он лишился чувств и лежал на полу жалким комком, состоявшим, казалось, из одних длинных рук и ног.
Роб засмеялся, и, ободренная этими неожиданными звуками, Нэн перевязала рану – руки ее не дрожали, хотя на лбу стояли крупные капли пота, – а затем предложила воды пациенту номер один, прежде чем заняться пациентом номер два. Тед был пристыжен и совершенно подавлен, когда узнал, что в решающий момент упал в обморок, и умолял никому не рассказывать, так как он, право же, ничего не мог с собой поделать; затем, в довершение его и без того глубокого унижения, невольные истерические слезы хлынули у него из глаз, что казалось позорным для его мужской души, но принесло ему огромную пользу.
– Ничего, ничего, теперь мы все в порядке, и никому другому ничего и знать не нужно о том, что случилось, – сказала юный доктор оживленно, в то время как бедный Тед икал, смеялся и рыдал на плече утешавшего его Роба, а она обмахивала обоих старой соломенной шляпой Сайласа. – А теперь, мальчики, послушайте меня и запомните, что я скажу. Мы пока не будем никого тревожить. Я пришла к выводу, что наши страхи – просто вздор. Дон лакал воду из поилки, когда я проходила мимо, так что думаю, никакой он не бешеный. Но все же, чтобы успокоить нашу тревогу, поднять нам настроение и на время исчезнуть из вида с нашими виноватыми лицами, нам, на мой взгляд, лучше съездить в город к моему давнему другу доктору Моррисону – просто для того, чтобы он оценил, как я справилась с делом, и дал нам чего-нибудь успокаивающего, так как мы все изрядно переволновались. Посиди здесь, Роб, а ты, Тед, запряги лошадь, пока я сбегаю, возьму шляпу, скажу тетечке, что мы едем на прогулку, и попрошу ее передать мои извинения Дейзи. Я все равно не знакома с этими девочками Пенниман, а Дейзи будет только рада, что сможет выпить с ними чаю в нашей комнате. А мы втроем славно перекусим у меня дома и вернемся в Пламфильд веселыми и жизнерадостными.