Но справиться с возбудимым Тедом было куда труднее, и потребовались вся сообразительность и благоразумие Нэн, чтобы не позволить ему разболтать секрет, поскольку наилучшим решением было не говорить ничего и, в интересах Роба, избежать любых разговоров на тему водобоязни. Угрызения совести мучили Теда, но мамы, которой можно «признаться», дома не было, и он чувствовал себя глубоко несчастным. Днем он посвящал все время Робу, ухаживая за ним, разговаривая с ним, глядя на него с тревогой, чем очень досаждал добродушному брату, хоть тот и не признавался в этом, поскольку видел, что самому Теду все эти занятия приносят большое облегчение. Но ночью, когда в доме царила тишина, живое воображение Теда и тяжесть, лежавшая у него на сердце, брали верх и не давали ему уснуть или заставляли ходить во сне. Нэн следила за ним, не раз прописывала ему успокаивающее, вела с ним разъяснительные беседы, отчитывала его. Застав его однажды бродящим по дому среди ночи, она даже пригрозила, что начнет его запирать, если он не будет оставаться в постели. Спустя некоторое время все это прошло, но непостоянный, сумасбродный мальчик заметно изменился, и все обратили на это внимание еще до того, как вернувшаяся домой мать спросила у них, что же такое они сделали, чтобы укротить ее буйного Льва. Он по-прежнему был весел, но не так своенравен, как прежде, и часто, когда прежний мятежный дух овладевал им, он резко умолкал, смотрел на Роба и менял тон или решительно уходил, чтобы в одиночестве справиться со своим дурным настроением. Он больше не смеялся над взрослыми манерами брата и его пристрастием к книгам, но относился к нему с новым, бросающимся в глаза уважением, которое очень трогало скромного Роба, нравилось ему и вызывало удивление у всех, кто наблюдал эту перемену. Он, казалось, чувствовал, что в долгу у брата за глупый поступок, который мог стоить тому жизни, и, так как любовь сильнее, чем воля, Тед забыл гордость и платил свой долг как честный мальчик.
– Не понимаю, что происходит, – сказала миссис Джо, через неделю после возвращения к домашней жизни и под большим впечатлением от образцового поведения младшего сына. – Тед сделался совсем безгрешным существом; как бы нам его не потерять – он слишком хорош для нас. В чем причина? Влияние кроткой Мег или великолепная кухня Дейзи, или те пилюли, которые дает ему потихоньку Нэн? Я поймала ее на этом. Какие-то феи трудились над ним во время моего отсутствия, и мой «блуждающий огонек» стал таким милым, тихим и послушным, что я его не узнаю.
– Он взрослеет, душа моя, и, как всякое скороспелое растение, рано начинает цвести. Я замечаю, что и мой Робхен[215]
изменился. Он стал еще более мужественным и серьезным и почти не расстается со мной, словно его любовь к старому отцу растет вместе с ним. Наши мальчики еще не раз удивят нас подобными переменами, Джо, и мы можем только радоваться, наблюдая, как они становятся такими, какими угодно Богу.Говоря это, профессор с гордостью смотрел на сыновей, поднимавшихся вместе по ступеням веранды. Тед обнимал Роба рукой за плечи, внимательно слушая, что говорит ему брат о минеральном составе камня, который держал в руках. Прежде Тед высмеивал интерес брата к геологии и с удовольствием подкладывал булыжники на тропинку, по которой тот ходил в колледж, совал битый кирпич ему под подушку, сыпал гравий в его туфли или отправлял по почте посылки с грязью «профессору Р. Баэру». Однако в последнее время он начал относиться к увлечениям Роба с почтением и замечать все его положительные качества. Он всегда любил своего скромного брата, но явно недооценивал его до той трудной минуты, когда проявленное им мужество вызвало у Теда восхищение, заставив навсегда запомнить проступок, последствия которого могли быть ужасны. Хотя рана быстро заживала, Роб все еще прихрамывал, и Тед всегда предлагал свою руку, чтобы брат мог на нее опереться, смотрел на него озабоченно, пытался заранее угадать, что тому нужно, ибо раскаяние все еще было мучительно острым в душе Теда, а то, что Роб так легко простил его, лишь делало угрызения совести еще сильнее. Роб весьма кстати поскользнулся на лестнице, что дало ему благовидный предлог для объяснения причин хромоты, а ожога не видел никто, кроме Нэн и Теда, так что секрет до сих пор не был раскрыт.
– Мы говорим о вас, мои мальчики. Идите сюда и расскажите нам, какая добрая фея поработала тут, пока мы были в отъезде. Или несколько недель, проведенных вдали от дома, сделали наше зрение более острым, и потому мы замечаем теперь такие приятные перемены? – сказала миссис Джо, похлопывая по дивану с двух сторон от себя, в то время как профессор, забыв о кипе писем, загляделся на приятную картину: его жена в объятиях двух пар рук. Мальчики сели рядом с ней, улыбаясь ласково и с любовью, но чувствуя себя немного виноватыми, так как до сих пор мама и