Теперь бомба Тома вот-вот должна была взорваться в их кругу и, вероятно, произвести обширные разрушения, так как, хотя одна ласточка весны не делает, одна помолвка способна вызвать несколько других, а ее мальчики – большинство из них – были в том легковоспламеняющемся возрасте, когда достаточно искры, чтобы разжечь пламя, которое скоро начинает мерцать и гаснет или горит тепло и ясно всю жизнь. Ничего нельзя было с этим поделать. Оставалось лишь поддерживать их, чтобы они смогли сделать разумный выбор и быть достойными будущих спутниц жизни. Но из всех уроков, которые миссис Джо пыталась дать своим мальчикам, этот великий урок был самым трудным, ибо любовь способна делать безумцами даже праведников и мудрецов, а потому нельзя ожидать от молодых людей, что они избегнут иллюзий, разочарований и ошибок, так же, как и восторгов этого сладкого безумия.
– Я полагаю, это неизбежно, поскольку мы живем в свободной Америке, так что вместо того, чтобы придумывать себе трудности раньше времени, буду просто надеяться, что новый подход к воспитанию девочек поможет обеспечить моих пареньков искренними, счастливыми, хозяйственными и умными женами. К счастью для меня, не все двенадцать здесь со мной, иначе я сошла бы с ума, так как предвижу осложнения и хлопоты похуже, чем лодки, велосипеды, ослы и Доры Тома, – размышляла миссис Джо, возвращаясь к своим забытым листам корректуры.
Том был вполне удовлетворен тем, какое громадное впечатление произвела его помолвка на маленькое пламфильдское сообщество.
«Все остолбенели», как выразился Деми. И, задохнувшись от изумления, большинство приятелей Тома так и не смогли перевести дух, чтобы перейти к насмешкам. То, что он, верный влюбленный, вдруг оставил свой идеал ради иной богини, стало ударом для слишком романтичных и предостережением для слишком влюбчивых. Было забавно наблюдать, какой важный вид напускал на себя наш Томас: самая нелепая часть истории его ухаживания была любезно предана забвению теми немногими, кому она была известна, и Том предстал перед остальными настоящим героем, который спас юную деву от водной могилы и завоевал своим смелым поступком ее благодарность и любовь. Дора, хоть и видела смешную сторону происходящего, тоже хранила секрет, когда приехала повидать «маму Баэр» и засвидетельствовать свое почтение семье в целом. Всем она сразу понравилась, так как была веселой и обаятельной маленькой особой, непосредственной, искренней и очень счастливой. Было приятно видеть, как простодушно гордится она Томом, который был совершенно другим мальчиком, а вернее мужчиной, поскольку перемена в его жизни привела и к большой перемене в нем самом. Не быть веселым он не мог, так же, как и порывистым, но в остальном старался стать таким, каким видела его Дора, и потому все, что было в нем лучшего, проявлялось каждый день. Все с удивлением заметили, как много положительных черт было у Тома, но его старания сохранять достоинство, приличествующее важному положению помолвленного человека, выглядели весьма комично. Столь же комичным был и крутой переход от прежнего униженного поклонения Нэн к несколько высокомерному взгляду на Дору. Маленькая нареченная сама делала его своим кумиром и отвергала даже мысль о том, что в ее Томе можно найти недостаток или изъян. Это новое положение вещей устраивало обоих, и несчастное существо, так страдавшее прежде, теперь цвело в теплой атмосфере понимания, любви и доверия. Он глубоко любил дорогую девочку, но больше не собирался быть рабом и радовался вновь обретенной свободе, совершенно не сознавая, что на самом деле величайший тиран мира подчинил его себе на всю оставшуюся жизнь.
К большому удовольствию отца, преуспевающего торговца, он оставил изучение медицины и готовился теперь помогать старому джентльмену в ведении дел его фирмы, а тот был готов всемерно поддерживать сына и благосклонно смотрел на его предстоящий брак с дочерью зажиточного мистера Уэста. Единственное, что омрачало счастье Тома, – это спокойный интерес Нэн к его делам и явное облегчение, которое принесла ей его неверность. Он не хотел, чтобы она страдала, но приличествующее случаю выражение сожаления из-за утраты такого преданного поклонника удовлетворило бы его; легкая меланхолия, хоть одно слово упрека, взгляд зависти, когда он проходил мимо под руку с обожающей его Дорой, казались лишь надлежащей данью благодарности за долгие годы верного служения и искренней привязанности. Но Нэн смотрела на него почти по-матерински снисходительно, чем глубоко уязвляла его самолюбие, и гладила кудрявую головку Доры с видом умудренной житейским опытом Джулии Миллз, увядшей старой девы из романа «Дэвид Копперфилд».