– Не вижу другого выхода, и «будь, что Бог даст», как говаривала мама, когда ей приходилось принимать решение, не имея возможности оценить его последствия. Я бы чрезвычайно радовалась за мою девочку, если бы только могла быть уверена, что ей не придется испытать душевной боли и что разочарование не постигнет ее тогда, когда будет уже слишком поздно что-либо менять в жизни: ведь нет ничего труднее, чем отказаться от волнующих переживаний, которые дарит профессия актрисы. Я знаю об этом по собственному опыту, и, если бы в мою жизнь не вошел твой дорогой отец, боюсь, я стала бы актрисой, невзирая на тетю Марч и всех наших почтенных предков.
– Позволь Джози покрыть имя нашей семьи новой славой и применить наследственный талант там, где он нужен. Я буду играть при ней роль дракона, а ты роль няни, и ничего плохого не случится с нашей маленькой Джульеттой, сколько бы разных Ромео не увивалось под ее балконом. Право, мэм, возражения против карьеры актрисы совершенно не убедительны, когда звучат из уст немолодой особы, которая собирается на следующее Рождество терзать сердца здешней публики, выступая в роли главной героини в новой тетиной пьесе. Это самая трогательная пьеса, какую я видел, и мне жаль, мама, что ты не стала актрисой, хотя если бы стала, то нас, наверное, не было бы на свете.
К этому времени Деми уже стоял спиной к горящему камину в величественной позе, какую любят принимать мужчины, когда дела у них идут хорошо или они хотят безапелляционно высказать свое мнение о чем-либо.
Миссис Мег действительно покраснела, услышав искреннюю похвалу сына, и не могла отрицать, что звук аплодисментов был так же приятен для нее теперь, как и много лет назад, когда она играла в «Проклятии волшебницы» и «Клятве мавританки».
– Глупо с моей стороны участвовать в постановке, но я не смогла отказаться, ведь Джо и Лори написали эту роль специально для меня, а Джози и ты тоже будете играть в спектакле. Едва я надела платье героини, старой матери, я забыла сколько мне лет, а при звуке звонка, объявляющего начало акта, ощутила тот же трепет, что и тогда, когда мы ставили наши пьесы на чердаке. Если бы еще и Дейзи согласилась исполнить роль старшей дочери, все было бы так естественно, ведь с тобой и Джози в ролях моих детей мне почти не приходится играть, все так реально.
– Особенно сцена в госпитале, где ты находишь раненого сына. Знаешь ли ты, мама, что на последней репетиции этой сцены, когда ты плакала надо мной, мое лицо было мокрым от твоих настоящих слез. Сцена вызовет бешеные аплодисменты. Только не забывай вовремя вытирать глаза, а то я начну чихать, – сказал Деми, со смехом вспоминая блестящий актерский успех матери.
– Не забуду, но у меня сердце почти разрывается, когда я вижу тебя таким бледным и несчастным. Надеюсь, что не будет никакой новой войны на моем веку, иначе мне пришлось бы отпустить тебя в армию, а я совершенно не хочу пройти через те же испытания, через которые прошли мы, когда папа воевал.
– Ты не думаешь, что Элис играет роль старшей дочери лучше, чем ее сыграла бы Дейзи? В Дейзи нет ничего от актрисы, но Элис вкладывает реальное чувство даже в самые скучные слова, которые произносит. Я думаю, что и в том маленьком водевиле, где я с ней играю, ее Маркиза просто великолепна, – добавил Деми, расхаживая по комнате; казалось, жар огня неожиданно вызвал румянец на его лице.
– Я тоже так думаю. Она милая девочка, и я горжусь ею и люблю ее. Где она сегодня?
– Корпит над греческим, думаю. Она обычно дома по вечерам… Такая жалость! – добавил Деми чуть слышно, глядя пристально в книжный шкаф, хотя с такого расстояния не мог прочесть надписей на корешках.
– Вот эта девочка мне по сердцу. Красивая, воспитанная, образованная, и притом хозяйственная. Прекрасная спутница жизни и помощница для какого-нибудь хорошего и умного мужчины. Надеюсь, она найдет такого.
– Я тоже надеюсь, – пробормотал Деми.