Услышав эту страшную угрозу, Джози тут же стала серьезной и самым вкрадчивым тоном принялась умолять его рассказать ей, что он говорил маме. Желая отплатить добром за зло, он рассказал о своей дипломатической миссии, чем сразу же обеспечил себе союзника.
– Какой ты милый! Я никогда больше не буду тебя дразнить, даже если ты будешь хандрить и мечтать днем и ночью. Если ты поддержишь меня, я поддержу тебя! Вот, смотри! У меня записка для тебя от Элис. Разве это не станет искупительной жертвой и не успокоит твои маленькие нежные чувства?
Глаза Деми блеснули, когда Джози подала ему свернутую треугольничком записку, но он знал, что, скорее всего, найдет в ней, а потому обескуражил Джози, ответив небрежно:
– Пустяки. Элис просто должна была написать, пойдет с нами на концерт завтра вечером или нет. Можешь прочитать, если хочешь.
С присущей ее полу непоследовательностью, Джози потеряла интерес к записке в тот момент, когда ей велели прочитать послание, и с кротким видом вручила его брату, но все же внимательно следила за ним, пока тот спокойно прочел две строчки, содержавшиеся в записке, а затем бросил ее в огонь.
– А я-то думала, для тебя любой клочок бумаги, которого коснулась «прелестнейшая дева», – настоящее сокровище. Разве она тебе не нравится?
– Очень нравится. Она всем нам нравится, но «хандрить и мечтать», как ты изысканно выразилась, не по моей части. Моя дорогая девочка, ты стала слишком романтичной после всех этих пьес, а так как мы с Элис иногда выступаем в ролях влюбленных, ты вбила в свою глупую голову, будто мы действительно влюблены. Не теряй времени на поиски того, чего не существует! Займись лучше своими собственными делами, а мне предоставь заниматься моими. Я прощаю тебя, но больше этого не делай. Это поступок в дурном вкусе; к тому же королевы трагедии не скачут между столами и стульями.
Последний выпад окончательно сразил Джози. Она смиренно попросила прощения и ушла спать. Деми вскоре последовал ее примеру, удовлетворенный тем, что не только решил свою судьбу, но и утихомирил слишком любопытную маленькую сестру. Но если бы он мог видеть ее лицо, когда она прислушивалась к нежным стонам флейты, его уверенность поколебалась бы. С хитрым, как у сороки, видом она заметила, презрительно фыркнув:
– Пфф, меня не обманешь! Я знаю: Дик поет серенады Софи Уэклс.
Глава 11
Эмиль празднует День Благодарения
«Бренда» шла на всех парусах с усиливающимся попутным ветром, и все на борту радовались: долгое плавание подходило к концу.
– Еще четыре недели, миссис Харди, и мы угостим вас чаем, какого вы не пивали прежде, – сказал второй помощник Хоффман, когда остановился на минуту возле двух дам, сидевших под навесом в углу палубы.
– Буду очень рада, но еще радостнее будет для меня ступить наконец на твердую почву, – отвечала старшая из дам с улыбкой. Наш друг Эмиль был ее любимцем, что вполне естественно, так как он посвящал все свое свободное время жене и дочери капитана, которые были единственными пассажирами на борту.
– И для меня тоже, даже если мне придется носить там туфли, похожие на китайские джонки. Я так много бродила по палубе, что мне скоро нечего будет обуть, – засмеялась Мэри, дочь капитана, и продемонстрировала пару весьма потрепанных маленьких ботинок, подняв глаза на того, кто сопровождал ее в прогулках по судну, и с благодарностью вспоминая, какими приятными сумел он их сделать.
– Не думаю, что в Китае найдутся достаточно маленькие туфельки, – отвечал Эмиль с галантностью моряка, про себя решив купить по прибытии в первый же порт самые красивые башмачки, какие только удастся отыскать.
– Думаю, ты очень мало двигалась бы, дорогая, если бы мистер Хоффман не заставлял тебя каждый день совершать прогулку. Такая располагающая к лени обстановка вредна для молодежи, хотя вполне подходит пожилым людям, вроде меня, особенно в спокойную погоду. Похоже, надвигается шторм, вам не кажется? – добавила миссис Харди, бросив тревожный взгляд на запад, где разгорался красный закат.
– Небольшой ветерок, мэм, чтобы судну бежалось веселей, – отвечал Эмиль, окинув взглядом горизонт.
– Пожалуйста, спойте, мистер Хоффман, так приятно послушать в море музыку. Нам будет ее очень не хватать, когда мы сойдем на берег, – сказала Мэри убедительным тоном, который заставил бы даже акулу запеть, если бы такое было возможно.
В последние месяцы Эмиль часто благодарил судьбу за это свое единственное умение, которое помогало коротать долгие дни и делало час сумерек при умеренном ветре и ясной погоде самым счастливым для него временем. Так что теперь он охотно настроился на нужный лад и, опершись на вертушечный лаг возле шезлонга девушки и глядя на ее темные кудри, раздуваемые ветром, запел ее любимую песню: