Маленькие женщины

И, когда он сидел так в темноте, обхватив голову руками, подавленный этим первым в его юной жизни великим испытанием, когда над головой его было беззвездное небо, под ним – беспокойный океан, и все вокруг него – страдание, от которого не было спасения, неожиданно нежный звук нарушил тишину, и он слушал как во сне. Это Мэри пела матери, которая лежала, рыдая, в ее объятиях, совершенно лишившаяся сил после долгих физических и душевных страданий. Слабым и прерывающимся был этот голос; губы бедной девушки спеклись от жажды, но любящее сердце обратилось инстинктивно в этот час отчаяния к великому Источнику Помощи, и Он услышал ее тихую мольбу. Это был прелестный старый церковный гимн, который часто пели в Пламфильде, и пока Эмиль слушал, счастливое прошлое вернулось к нему так живо, что он забыл суровое настоящее и снова был дома. Его разговор на крыше с тетей Джо, казалось, состоялся только вчера, и, почувствовав угрызения совести, он подумал: «Красная нить! Я должен помнить о ней и выполнить свой долг до конца. Держи по курсу, старина, а если не доберешься в порт, мужественно иди ко дну со всеми парусами».

Затем, когда нежный голос убаюкал усталую женщину, Эмиль ненадолго забыл о своем тяжком бремени, погрузившись в сон, в котором снова был в Пламфильде. Он видел всех домашних, слышал родные голоса, чувствовал пожатие дружеских рук и, казалось, говорил себе: «Что ж, им не будет стыдно за меня, если я никогда больше не увижу их».

Неожиданный крик пробудил его от этого краткого отдыха, и капля, упавшая на лоб, сказала ему, что благословенный дождь наконец пошел, неся с собой спасение, так как жажду труднее вынести, нежели голод, жару или холод. Приветствуя небесную влагу криками радости, все подняли лица и хватали ее спекшимися губами, подставляли руки, расстилали одежду, чтобы поймать крупные капли, которые падали все чаще, охлаждая жар раненого, избавляя от мук жажды и неся облегчение каждому усталому телу в шлюпке. Всю ночь он поливал, всю ночь потерпевшие крушение блаженствовали под спасительным ливнем и снова ободрились, как умирающие растения, оживленные небесной росой. Облака ушли на рассвете, и Эмиль вскочил, удивительно освеженный и ободренный часами безмолвной благодарности за этот ответ на их крик о помощи. Но это было не все. Когда его взгляд блуждал по горизонту, на фоне розового неба отчетливо выделились белые паруса судна, так близко, что можно было видеть вымпел на мачте и черные фигуры, движущиеся по палубе.

Единый крик вырвался из всех глоток и понесся над морем. Каждый махал шляпой или платком, женщины простирали руки с мольбой к этому большому белому ангелу спасения, идущему к ним, и казалось, свежий ветер наполнял каждый парус, чтобы помочь кораблю приближаться быстрее.

Никакого разочарования на этот раз: ответные сигналы уверили их, что помощь близка. В восторге счастливые женщины обнимали Эмиля, и в их слезах и переполнявшей сердца благодарности была его лучшая награда. Он всегда говорил, что это был момент величайшей гордости в его жизни. Он стоял в шлюпке, держа Мэри в объятиях – стойкая девушка потеряла самообладание и прильнула к нему почти в обмороке, – а ее мать склонилась над больным, который, казалось, тоже чувствовал общее радостное волнение и попытался отдать какой-то приказ, словно опять стоял на палубе своего погибшего корабля.

Скоро все благополучно оказались на борту «Урании», на пути домой. Эмиль, глядя на своих друзей в добрых руках их спасителей, на своих матросов среди матросов «Урании», рассказал историю крушения, прежде чем успел подумать о себе и о собственном состоянии. Аромат бульона, который несли в каюту дамам, напомнил ему, что он почти умирает от голода, и, внезапно пошатнувшись, он выдал этим свою слабость. Его тут же увели, чуть не убив добротой и заботливостью, и, накормленного, переодетого и устроенного со всеми удобствами, оставили отдыхать. В тот момент, когда корабельный врач покидал каюту, Эмиль спросил прерывающимся голосом:

– Какой сегодня день? У меня в голове все спуталось; я сбился со счета.

– День благодарения, приятель! И мы угостим вас настоящим новоанглийским[231] обедом, если вы сможете его съесть, – отвечал хирург сердечно.

Но Эмиль был слишком измучен и мог лишь лежать неподвижно и благодарить Бога – более горячо и прочувствованно, чем когда-либо прежде, – за благословенный дар жизни, который делало еще приятнее чувство честно исполненного долга.

Глава 12 Рождественские праздники Дэна

А где же был Дэн? В тюрьме.

Увы, бедная миссис Джо! Как болела бы у нее душа, если бы она знала, что в то время как старый Пламфильд сияет рождественскими огнями, ее мальчик сидит один в своей камере, пытаясь читать маленькую книжечку, полученную от нее при расставании, и глаза его затуманивают горячие слезы, которые никогда не могло исторгнуть у него никакое физическое страдание, а тоскующее сердце стремится ко всему, чего он лишился.